— Это хорошо, — спокойно произнес дядя Ивана. — Кто у нас пойдет впереди? Два человека будут освещать нам дорогу.

Иван и Мишка тут же выступили вперед. Все остальные выключили свои фонарики и распределились за направляющими.

— Будем идти не спеша, желательно не разговаривать. Постарайтесь сосредоточить свое внимание на том, что происходит в вашей душе. При этом наблюдайте за собой как бы со стороны, мысленный процесс лучше свести на нет. Сейчас основную роль играют ваши чувства, ощущения.

— Но я пока ничего не ощущаю, — удивленно заметил Владимир.

— Начинай с «нуля». Постепенно ты почувствуешь, что происходит.

— Можно уже идти? — спросил Мишка, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

— Пошли, но не торопись. Здесь суета только уводит в сторону, так легко потерять главное.

Все двинулись дальше по коридору. Какое-то время в мрачном, пустом пространстве раздавались только гулкие шаги движущихся людей. Что-то гнетущее, тяжелое навалилось на членов группы, увлекая в необъяснимый мир страхов, фантазий, переживаний. Каждый вдруг начал вспоминать какие-то моменты своей жизни, будто заново их проживая. Иван неожиданно «увидел» перед собой прошедшие недавно экзамены, когда его однокурсник по глупости «завалил» последние два. И почему-то вместо того, чтобы помочь товарищу, Иван указал ему на прогулы, даже не зная причину последних. А ведь неплохой парень… И все эта спешка с поездкой. Неужели он, Иван, думает только о себе? Или загордился чересчур? А ведь когда-то на первом курсе именно этот парень помог ему «вытянуть» матанализ. И они часто вместе засиживались в лаборантской, обсуждая с бородатым преподавателем все, что происходило тогда в мире… А вот он, Иван, маленький. Дерется с каким-то дворовым мальчишкой из-за куска проволоки, которую они нашли вместе. Неужели она так была ему нужна?.. И совсем неожиданно вспомнилась одна ситуация шестилетней давности, когда отец привел в дом незнакомую женщину и выпивал с ней, сидя за кухонным столом. Он, Иван, тогда очень болезненно относился к любым таким выходкам отца, считая, что у того не может быть с подобными женщинами ничего общего. Но кто дал право человеку вмешиваться в личную жизнь другого? Даже если это отец? Неужели он, Иван, считал себя умнее, благороднее? И мог позволить навязывать свое мнение, свое восприятие жизни отцу? Как непозволительно грубо отозвался Иван тогда об этой женщине, прямо в ее присутствии. Что она ему сделала? Ничего. И зачем тогда оскорбил отца? Да, тот мало занимался сыном. Но, в конце концов, отцу было трудно одному, его мучило одиночество, которое он пытался развеять вот таким способом. Вдруг молодой человек вспомнил, как они с отцом ходили в парк и катались там на лодочных качелях. Ивану было тогда лет восемь, не больше. Отец стоял напротив него, улыбающийся, такой добрый. Они вместе взлетали куда-то ввысь, к небесам, и ему, Ивану, было так хорошо, как никогда…