– Как украл? – чуть слышно вопросил Стынь и кожа лица его затрепетала от гнева.
Сидящий подле него на кресле Опечь осуждающе глянул на стоящего напротив императора. Он хоть также как и Китоврас о том не был осведомлен мгновенно понял, что меньше всех о тех чудачествах черта знает Стынь.
– Так значит украл, – словно вынося приговор, продышал младший Димург, и, отвалившись на ослон кресла, сомкнул очи. – И верно все, что на нем: камни, пояс сапоги, никакой ни дар, а тоже украдено… Ах, какая мерзость.
Стынь резко смолк и с тем надрывно задышал, и тотчас с кресла поднялся Опечь. Он почитай подскочил к Стыню, и, обхватив его за плечи, рывком подняв с сидения и, поставив на ноги, прижал к себе. Нежно… полюбовно он принялся целовать младшего брата в висок, лоб, очи, шептать, что-то успокоительное, сближающее… то, что, вероятно, знал лишь он один… Переживший одиночество, выстрадавший разобщенность и соединившийся с тем, кого любил более собственной жизни. И Стынь почувствовал те переживания брата, ощутил ту любовь, заботу, теплоту и будто обмяк в руках Опеча, опершись правой щекой об его плечо и став с ним единым, неделимым целым, общим как с Першим… с Вежды… с Мором… с Темряем… с Седми и Велетом, Воителем и Усачом… с Небо и Асилом… как со всеми Зиждителями которым дался таким трудом.
Стынь покинул залу немного погодя, окончательно успокоенный старшим братом, который попросил его отправиться в дольнюю комнату пагоды, и дождаться там, поколь он все утрясет с Мериком.
– Господь Опечь, простите Господа ради, я не знал, – дрогнувшим голосом отозвался император, лишь младший Димург покинул залу.
– Я тоже, мой милый, – лирическим баритон протянул Опечь, прохаживающийся повдоль кресел. – Сейчас все уладим, не тревожься.
Опечь, наконец, остановился, напротив кресла в котором сидел Стынь, и резко взмахнул левой рукой. И тот же миг купно собранное в облачные пласты кресло, распавшись на долгие лепестки, вытянулось вверх. Порывисто дрогнул один из лепестков и воочию в его навершие живописался наконечник стрелы. Еще миг и лепесток резко изогнул завершие вправо да энергично дернувшись, направил свой полет к стене, не просто стукнувшись в нее, а словно пройдя насквозь ее зеркальную поверхность. И тогда оставшиеся лепестки синхронно поднялись к своду и соединившись со своими собратьями образовали дымчато-серое нависающее полотнище. Бог немедля тронулся с места, принявшись наново прохаживаться вдоль кресла и стоящего недалече Китовраса.
– Господь Опечь, – сызнова прервал тишину император, не в силах сносить собственную оплошность и вельми переживая за младшего Димурга. – Может стоит послать кого к Господу Стыню, абы с ним чего не случилось.