* * *

Гермиона перевернула страницу и устало потерла переносицу под очками. Очки ей выписали летом. Зрение девочки быстро ухудшалось — свою лепту в этот процесс внес и подаренный родителями по случаю получения высшего балла за С.О.В.У. компьютер. Зрение портилось так резко, что родители даже стали склоняться к тому, чтобы изменить свое мнения относительно совместимости здоровья и магии.

Очки Гермионе не нравились страшно. У нее и без очков было достаточно прозвищ. "Ботаничка", "всезнайка", "зубрилка" — "очкарик" будет отлично смотреться в этой компании. Вот к Гарри это прозвище не пристало — может, оттого, что он заучкой не был. Просто он носил очки, потому что был близорук.

"Близорукие глаза — близорукое сердце…" Гермионе снова захотелось плакать. Она знала, что Гарри не пролил не слезинки — ей хотелось, чтобы он поплакал; просто она знала, что от этого становится легче.

Но он не мог плакать, и она плакала вместо него.

Она не близорукая, она слепая! Как она не увидела опасности, в которой оказался Гарри, как не поняла, что он безумно влюбился в этого черствого надменного слизеринца? Или она это поняла, но почему-то имела глупость питать нелепую надежду, что Малфой ответит Гарри взаимностью?

На следующий вечер после памятного урока по Уходу за волшебными существами гриффиндорцы сделали то, что гриффиндорцам делать, в общем-то, не положено по их статусу благородных героев. Они: Рон, Шеймус, Дин, Невилл, братья Криви и сама Гермиона — поймали в слизеринском подземелье Малфоя, когда тот был один, без свиты. Гермиона стояла и смотрела, как шестеро парней, в том числе и тихий Невилл, отделывают слизеринца, и ничего похожего на жалость не шевельнулось внутри нее. Малфой не сопротивлялся, пока его били, и в конце концов гриффиндорцы оставили его.

Легче не стало.

Наверное, всем казалось, что гриффиндорцы — гордые, правильные, независимые — должны чувствовать себя униженными из-за того, как слизеринец обошелся с героем их факультета. Но никто не думал обо всем произошедшем как об унижении. Был только Гарри и его боль, передавшаяся всему факультету, вплоть до профессора МакГонагалл — Гермиона как-то застала ее утирающей глаза и причитающей: "Бедный Гарри, бедный мальчик…" И еще была тревога за Гарри, который перестал ходить на занятия, перестал есть и даже спать — только временами впадал в какое-то легкое забытье, когда тело все же требовало свое и вырывало у воспаленного мозга минуты для сна.

Дверь, тихо скрипнув, приоткрылась.

— Ты носишь очки?!

Гермиона вскинула голову, увидела Рона, попыталась быстро сорвать с носа очки, но дужка зацепилась за ухо. Рон рассмеялся.