Следующее просветление приходит еще через несколько секунд. Из ушей течет кровь, в глазах расплываются какие-то красные круги, изнутри головы размеренно молотит чугунный таран. На Руди, правда, «молитва» тоже действует — и это единственная хорошая новость, которую я выношу из ситуации. Действует, конечно, не совсем так, как на меня, он все же не совсем вампир, и бог знает, какие штаммы «лилит» ему вводились все эти годы — но никаких приятных ощущений от звучащих сверху слов штурмбанфюрер явно не испытывает. Я это заключаю, взглянув на его побагровевшее лицо и лужу рвоты на полу.

— Дай место Христу, который выше любой работы твоей, дай место Единой, святой вере, полученной ценой крови Его. Остановись под всемогущей дланью Его, дрожи и беги пред Ним, когда изрекаем мы святое и страшное имя Его, от которого задрожит преисподняя, которому подчиняются добродетели, силы и верховенства на небесах, которое повторяют без устали херувимы и серафимы — свят, свят, свят наш Господь!

Голос священника напряжен и вибрирует, как натянутая струна, как веревка под ногами канатоходца, марширующего над бездной. Внутреннее зрение, которым я до последнего пытаюсь дотянуться до невидимого Алукарда, медленно затухает. Руди валится на колени, впрочем, я чувствую себя ничуть не лучше, внутри бесится, сходит с ума и погибает иная, нечеловеческая форма жизни.

— Господь наш дает жизнь после смерти и отдых после работы, ибо нет никого, кроме Тебя, никого другого. Ибо Ты есть создатель всего сущего, видимого и невидимого, чьей власти не будет конца и предела, к Тебе взываем смиренно и просим одарить силой Твоей, дабы изгнать тиранию духов преисподней из логовищ их, их ложь и жестокость яростную.

«Алукард! Уходи! Сейчас же!»

И тут меня пробивает словно бы электрический разряд, и я вижу ряд раскрывающихся дверей, и коридоры, и снова двери, и за последней слепит белизной та самая комната, и в центре нее две больничные койки, и две лежащие изможденные фигуры, и это худое бледное лицо, и высокий лоб, и длинные черные волосы…

Алукард открывает глаза, и я вижу красное.