- Эль-Орин скорее умрет сам, чем объединится с... – начал мой хозяин, и тут же досадливо оборвал себя. – Что я говорю? Он уже мертв...

- Так он мертв?! – глаза Трагальда сверкнули в темноте, когда он повернулся к Маура. – Его убили свои же?

- Его убили враги. Заманили в ловушку.

- Какое счастье! – от души воскликнул Трагальд. – Пусть перебьют друг друга!

- Твоя ненависть к целому народу глупа, - устало сказал хозяин. – Один из них спас мне жизнь.

- Чтобы использовать тебя, вот почему! – не унимался дикарь. – Меня тоже однажды спасли, я был ранен, в луже своей крови, ни один ана́ [9] не смог бы ничего сделать. А они спасали меня, пока я был им нужен!

- Хватит, – коротко ответил Маура. – Не хочу больше этого слушать. – Он резко развернулся, возвращаясь в пещеру.

Проходя мимо меня, он машинально бросил:

- Об этом, как и обо всем другом – молчать. – И снова лег поверх шкур, не снимая обуви.

Наутро мы продолжили путь на юго-восток. Несмотря на свои годы, старик, как оказалось, мог еще идти таким же быстрым шагом, как и мой хозяин, долго при этом не уставая, и в итоге я опять остался тем, кто первым выбивался из сил, плетясь позади и шумно отдуваясь.

Уже на закате мы подошли к развилке дорог и остановились передохнуть. Перед нами, в нужном нам направлении, вилась светлая узкая тропа. Еще одна дорога отходила влево, к западу. Маура снял с плеч мешок, опустив его в придорожную пыль, и повернулся, глядя на заходящее солнце.

Мы все замерли на месте, подчиняясь безмолвному величию природы.

Исподтишка я смотрел на подчеркнутый золотистыми лучами острый чеканный профиль моего хозяина, который чуть сглаживали только выпуклые полные губы. В этом предзакатном свете он весь казался крепкой медной статуей, сияющей изнутри; нерукотворной и оттого нерушимой.

Тут взгляд мой упал на Трагальда, стоящего по другую сторону от него. Старик так же не отрывал глаз от лица Маура, и его грязная бледная грудь вздымалась от тяжелого дыхания под рваными лохмотьями, служившими ему одеждой. Во мне вновь всколыхнулась волна негодования, но я не сказал ни слова и не выдал своих чувств; ибо тот момент был слишком прекрасным, чтобы испортить его – и даже я понимал это.

Маура, казалось, не замечал ни наших взглядов, ни бури в моей душе. Или предпочел не замечать.

* * *

Когда мы остановились на очередной послеполуденный привал, мой хозяин, смастерив небольшой лук из гибкой ветки осины и куска бечевки, приготовился охотиться на водившихся здесь в изобилии диких кроликов остро заточенными деревянными стрелами. Трагальд же тем временем выслеживал добычу и привычно ловил ее руками, выхватывая не успевшего убежать зверька из кустов с молниеносной быстротой, и тут же равнодушно переламывая ему хребет.