- Дай ему побыть одному.
Растерянно я перебирал в руках кончики своего пояса.
- Господин Ильба... умер? – решился спросить я.
- Да, - коротко ответил правитель. – Маура любил его. – Это было скорее утверждением, чем вопросом.
- Наверное, любил, - кивнул я печально. – Хотя тот и был порой несправедлив и жесток с ним... даже очень.
- Это тоже проявление любви, - сказал Эль-Ронт. – То, которое было привычно ему.
Вместо того, чтобы присоединиться к уже начавшему ужинать на веранде Калимаку, я снова вышел в сад.
Неподалеку, у продолговатого стола под деревьями расположилась небольшая группа чужаков, очевидно, отмечающих какое-то радостное событие, так как перед ними стояло угощение и кувшины с напитками, и откуда-то звучала странная медленная музыка, источника которой я не видел.
Услышанная новость сильно огорчила меня, но не явилась ударом. Жизнь господина Ильба была долгой и насыщенной, а то беспамятное состояние, в котором старик находился в последние годы, вряд ли уже можно было назвать полноценной жизнью.
Не выдержав, я покинул сад и тоже пошел вниз, в долину.
Маура стоял у небольших пристроек, отвернувшись от дороги и глядя на полную луну. Я не решался подойти.
- Посмотри, какое чистое небо, – услышал я вдруг его спокойный голос.
Он повернулся ко мне, и я сделал несколько шагов вперед. Луна освещала призрачно-бледное лицо, на котором не было видно следов слез. Я молча встал рядом. Где-то громко заухала сова, и я вздрогнул от неожиданности. Маура обнял одной рукой мои плечи, продолжая стоять неподвижно, устремив взгляд вверх. Ночной холод пробирался под одежду; но рука на моих плечах была теплой и успокаивающей.
- Идем, вернемся, – наконец отвернулся он от лунного пейзажа.
В саду нас встретил Калимак с деревянным стаканом в руках, в котором что-то плескалось.
- Мау, опять я тебя потерял! – приблизился он к другу. – Слушай, у них тут ночное сборище какое-то, сидят вон, пьют, болтают, даже музыку какую-то чудную слушают. Совсем по-нашему все. Я у них даже выпить попросил жестами, согласились. Идем-ка, расслабимся.
- Ильба умер, - отрешенно сообщил ему Маура.
- Как? Да ты что?! – с огорчением и шоком покачал головой тот, сочувственно сжав его плечо. – Но он же уже очень старый был, да? Давай хоть помянем!
- За Ильба Лабинги, который столько для меня сделал, дал мне кров и пищу, и многому меня научил, - произнес Маура, когда мы вернулись на поляну. – Его жизнь коснулась множества людей, и оставила памятный отпечаток.