— Берите, — почти грубо сказал я. — Я уже стар, а на трубку эту чересчур много претендентов. Осторожно, эта стеклянная крышечка снимается…

После отбытия высокого гостя я вызвал к себе весь институтский ареопаг, всю команду «старцев», как посвящённых в Главную Задачу, так и простых исполнителей на уровне начальников отделов. Вначале обругал за мелкие недочёты, которые, якобы, могли резануть глаза высокому гостю, потом приказал разобраться с этим в своих отделах, а потом нагнал страху длинной паузой. Пусть проникнутся, так сказать, серьёзностью положения. Бедный Гусев пошёл мертвенно бледными пятнами. Правильно, дорогой! Правильно трусишь! В твоём звании многие в два раза меньше получают, а то и вовсе своей башкой рискуют, крышуя разные сомнительные коммерческие конторы. Сидишь тут… бдишь. Вот и бди — но с пользой для меня!

— В целом Владимир Владимирович счёл нашу работу удовлетворительной, — казённым голосом проскрипел я. Жорка едва заметно усмехнулся. У Гусева было лицо человека, мучаемого поносом и успевшего всё-таки добежать до сортира. — Установку будем переделывать.

Лицо Жорки недоумённо вытянулось.

— Да, но…

— Никаких «но»! — прогремел я, — изображая начальственный гнев. — Что значит «но», Георгий Викторович? Быть может, это вам сейчас Путин передал новые зарубежные материалы? Или Борис Николаевич Ельцин подписал новый указ о назначении вас на мою должность, пока мы с Владимиром Владимировичем ходили по лабораториям?!

Жорка пожал плечами. Старый сукин сын знал меня, как облупленного. Розовый от счастья Гусев уже смотрел на него «с излишним усердием», как говаривал старый добрый несуществующий персонаж Косьма Прутков.

Я попыхтел, сдвинув брови, сделал в ежедневнике бессмысленную закорючку, чтобы все гадали, что там такое «взял на карандаш» грозный старик, и отпустил всех с Богом. Но нескольким человекам, — пятёрке посвящённых в Главную Задачу, — я велел подойти ко мне на совещание ровно через полчаса. Надо порадовать мужиков — всё-таки большое начальство нам карт-бланш дало. Не много и не мало.

Сейчас уже слишком бессмысленно углубляться в воспоминания. Однако, надо сказать, это приятно. Вообще-то, я не думал, что собственное жизнеописание составлять будет так интересно. Хотя, здесь всё равно особо заняться нечем. Ну, не совсем «нечем»… в мои обязанности входит делать вылазки наружу. Набирать, чего под руку подвернётся и вести, так сказать, наружное наблюдение. Жорка грозился установить на развалинах парочку следящих камер, но по здравому размышлению мы с ним от этой затеи отказались. Жрёт вся эта музыка не так уж и много ватт, но возни с ней — умотаться. Да и что высматривать? Если кому в голову взбредёт до нас добраться, то это только тем, кто твёрдо знает, зачем он это делает. Даже охрана, когда-то обхаживающая периметр нашей конторы, не знала, что именно находится внизу, под старой хрущовкой.