Холода не было. Ей не нужно было для этого ощупывать Брайдема, сейчас, когда рядом потрескивали свечи и наполняли теплом, жаром все тело, холод отозвался бы мгновенно, но его не было.

– Я сейчас испекусь!.. – заныл Брайдем.

– Не чувствую, – призналась Гаота, опустившись на скамейку животом. – Нет холода.

– Ладно, – вздохнул Гантанас. – Но проверим на всякий случай. Открывай рот, Брайдем.

– Это еще зачем? – не понял смотритель.

– Открывай! – потребовал Гантанас. – Я капну тебе в рот зелья, ты проглотишь. А ты, Гаота, следи за ним. Да закрой глаза, Брайдем. Если брызну случайно в глаз, глаза лишишься! А так-то… никакого вкуса…

Брайдем послушно зажмурил глаза, открыл рот, а Гантанас перегнулся через стену пламени, вытянул руки, сверкнул серебряным ножом, рассек мякоть собственной ладони и пролил несколько капель крови в рот Брайдему.

– Что за дрянь? – поморщился тот, глотая, и в тот же миг Гаота закричала:

– Здесь оно! В сердце!

– Быстро! – рявкнул Гантанас. – Опять в сердце… Брайдем! Рви рубаху на груди! Гаота! Лови нож! Запомнила где? Режь!

– Как это? – не понял Брайдем.

– Не насквозь, – нехорошо засмеялся Гантанас. – Нарисуй ножом крест, девочка. Кровь будет, но немного. При бритье иной раз больше выходит. Просто проведи крест, и нажимать не нужно. Нож хороший.

– Я убью тебя, Гантанас! – пообещал Брайдем.

– Главное, чтобы не полез с поцелуями… – проскрипел Гантанас, поспешно разворачивая убранный недавно на каминную полку сверток.

Гаота наклонилась над широкой грудью смотрителя приюта, сглотнула и, чувствуя, что слезы сию минуту хлынут из ее глаз, сделала два быстрых движения. На могучей груди сначала выступили кровяные точки, потом набухли капли, а затем, едва начала нарастать алая лужица, что-то зашевелилось, заблестело, вспухло, как будто откуда-то со дна кровавой реки стал подниматься оторвавшийся от красного ила кусок льда.

– Есть! – крикнул Гантанас, вытянулся над огнем и наколол тошнотворный блеск на острие деревянного кинжала. Оглушительный визг разорвал уши. Гаота соскочила со скамьи. Брайдем выпрямился, как пружина, а там, где только что была его голова, визжала и извивалась пригвожденная деревянным клинком к дубовому столу студенистая, полупрозрачная мерзость, напоминающая крохотную отвратительную ящерицу с огромной, усыпанной множеством ледяных игл пастью.

– Нэйф благословенный!.. – оторопел Брайдем и, подхватив Гаоту, сиганул через пламя под ноги Гантанасу. А между тем кинжал, пробивший чудовище, почернел, пошел дымом и занялся пламенем, и в этом пламени утих визг, сам нож осыпался пеплом и застыл белой кучкой среди огня, потому что уже весь стол горел.