– Все, – сказал Гантанас. – Не бойтесь. Пол под ногами каменный, пока прогорит столешница да переломится, ножки только займутся. Их я брошу в камин. Тяга тут отличная, даже теперь дым уходит. Но стол придется заказать новый.
– И стол! И лежак! Все сделаем!.. – пробормотал Брайдем.
– Ловлю на слове! – поднял палец Гантанас.
– Что это было?.. – растерянно прошептала Дина.
– Что ты вытащил из Брайдема?.. – пролепетала Йора.
– Глаза и уши Олса, – мрачно заметил Гантанас. – И ведь они были с нами двенадцать лет! Ты понимаешь, Брайдем?
Глава 25
Глава 25
Дойтен явился во двор трактира Транка уже после полудня. Опрокинутый у Юайджи в глотку кувшин вина не ударил ни в голову, ни по ногам. Эту странность Дойтен отметил, но судьбу решил не искушать и от второго кувшинчика отказался. Только осведомился у миловидной девчушки, где хозяйка. «Матушка недужит, – ответила та, оказавшись ее дочерью. – Или застудилась, или еще что. Горло болит. Да и друг ее погиб, Крафти. – Вот как? – нахмурился Дойтен. – Может, ей помочь чем? – А господин новый судья умеет снимать боль в горле?» – спросила девчушка. Дойтен не умел, поэтому, несмотря на протесты Слоды, а это была она, расплатился и зашагал к дому. В собственной голове отметил, что пора домой, и даже хмыкнул, что назвал трактир Транка домом. Всего-то три ночи переночевал там в этом году, и уже вроде как дом. Или это только потому, что так и нет у него до сих пор собственного дома?
Отойдя от заведения Юайджи, Дойтен покосился на оставленный строителями храм, зажмурился от блеска солнца на сияющем золотом колесе оголовка колокольни и заглянул в часовню. В тесном полумраке монашки не оказалось, стражник только пожал плечами, и Дойтен по непонятной ему самому причине повеселел и уже с облегчением миновал раскрашенную карусель, затем ворота, вновь заскрипел мостками, потому как по горбу соседнего моста ползали каменщики, подновляя и обихаживая древнее сооружение, и вскоре уже стучал в ворота заднего двора заведения, словно не мог зайти через главный вход.
Ворота приоткрыл старик Аол, заставив Дойтена вспомнить, что три ночи назад именно он впускал Клокса, который лежал теперь на льду, во двор трактира, и это воспоминание вновь испортило усмирителю настроение. Во дворе за столом все так же сидел Юайс, но кольчужка с наложенным и наскоро прихваченным к ней куском мешковины с вынесенным на него плетением лежала в стороне, и жаровня потухла, и ветер шевелил светлые пряди на лице Юайса, а сидящая рядом Гаота и вовсе спала, положив голову на руки, поэтому Дойтен решил, что и Юайс спит. У забора, сложив готовые сети, доходяга Тьюв бодро сплетал веревки. Транк с сыновьями возле сарая грузили на телегу жерди и какие-то тюки. Дурачок Амадан пытался им помогать, но скорее – мешал. А между тем старина Клокс лежал на льду. Молочница, от мыслей о которой сердце Дойтена застывало, тоже лежала на льду. Убитая Дойтеном Олта, обратившаяся в кошку с нежными подушечками на лапах, – лежала на льду. И девчонка Ойча пропадала неизвестно где, а Граброк продолжал жить своей жизнью. И даже жмурился осеннему солнцу и…