– Он в центре! – крикнула Гаота, и Глума, Юайс, Чатач подались вперед, но кто-то, кажется, Фас, изогнулся и метнул нож. И Корп захлебнулся кровью.
Кровяные потоки соединились. Кровь медленно густела. Расплывалась лужа под тремя телами в центре.
– Не могу понять, – проговорил Юайс. – Обряд не завершен? Мы остановили его?
– Эй! – раздался голос Дойтена. – Все, что ли?
– Вытолкни, – схватила за плечи Гаоту Глума. – Девочка моя, теперь вытолкни обратно то, что в тебе.
Она говорила это, будто через войлок. Гаота медленно обернулась, увидела искаженное ужасом лицо Глумы и кровь, бьющую из-под ее ключицы, и прошипела или прошелестела губами:
– У тебя кровь!..
– Какая кровь? Ты что? – заплакала Глума. – Вытолкни это! Обратно в свой меч!
Удар колокола оборвал ее рыдания. И Гаота, продолжая тонуть в сладости, подняла взгляд на колокольню. На ней стояла монашка. Она стянула с головы платок, и ее волосы развевались на ветру. Но еще страшнее волос было то, что монашка сияла чистым светом, она слепила, как солнце, но в самой середине ее сияния билось, распуская в стороны щупальца, выворачивалось наизнанку что-то ужасное.
– Прими, святой Нэйф, жертву мою во славу твою! – закричала монашка. – Прости мне грязь мою и прими чистоту мою, да смоет она зло с этого города и этой земли!
В руке монашки сверкнул нож, она вонзила его себе в горло и прыгнула вниз. И едва ее тело с глухим стуком ударилось о камень, разметалось на оголовке одного из лучей, как над всем кровавым рисунком поднялось низкое, но невыносимо жаркое пламя. И Гаоту выворотило сладостью в огонь.
Глава 28
Глава 28
Диус покидал Граброк. Из главных ворот замка, через мост, через западные ворота цитадели, мимо часовни, мимо недостроенного храма, на котором освобожденные артельщики спешно разбирали верхний слой каменной кладки, чтобы очистить храм от скверны, мимо карусели и торговых рядов, мимо ратуши и трактира Юайджи – на север, к Сиуину. Король Риайлор прислал гонца с требованием к младшему брату срочно вернуться в столицу. Первыми ехали трое стражников. Средний держал на древке сиуинский стяг, на голубом полотнище которого были вышиты золотом три меча. За ними на черном коне, украшенном золотой сбруей, облаченный в свисающий на круп бордовый плащ, важно следовал сам Диус. И друг за другом, парами – все его стражники, числом под сотню, среди которых Гаота не увидела ни Нэмхэйда, ни кого-то еще, кто показался бы ей знакомым или как-нибудь выдал в себе колдуна. А в мертвецкой уже лежала свежая добыча навалившейся на Граброк беды – бывший защитник Священного Двора Вседержателя Мадр, черный егерь Сос, то ли лекарь, то ли колдун Корп и зверь, которого в прошлой жизни прозывали кузнецом Линксом. Сыну его, что вновь помогал артельщикам, ничего не сказали. Юайс, который поднимался с егерями на храм, чтобы переговорить со Смуитом, вернулся мрачным: впрочем, он не улыбался со вчерашнего вечера; а когда Буил сказал ему, что Диус уходит, и еще что-то шепнул на ухо, потемнел лицом. Глума и Гаота ждали Юайса в шатре Транка. Старик погнал повозку в трактир, а Кач и Брог принялись подтягивать тент, крепить полки и расставлять лари, в которых обнаружились теплые одеяла. На весь торг мальчишкам предстояло поочередно ночевать в шатре. Сейчас в одно из одеял куталась Гаота, даже не пытаясь остановить слезы, они текли потоком. Глума сидела рядом молча, обняв девчонку за плечи.