– Да, конечно, – приготовилась спрыгнуть с постели Гаота, но замерла, и Юайс наконец улыбнулся, встал и, прихрамывая, вышел из комнаты. Иска подмигнула Гаоте и тоже побежала по неотложным делам.

– Как его раны? – спросила Гаота. – У него же не должны работать обе руки и одна нога? Как он… как он смог поразить Уайча?

– Мы все в порядке, – погрустнела Глума. – Пока в порядке. Фас, правда, потерял много крови и слаб, но ты его спасла. И меня тоже. И я очень благодарна тебе. По сути, ты спасла всех нас. А что касается Юайса… Он и сам может себя исцелить. Или собраться, как собрался против Уайча. А про тебя сказал, что считать тебя лекарем – то же самое, как считать мудреца писцом. Но и мудрец порой вынужден брать в руки перо.

– Как так вышло там… – прошептала Гаота, садясь на постели. – Почему так…

– Юайс проклинает себя, – ответила Глума. – Он подозревал Чатача, но не учел, что у того может быть лук и что Чатач окажется удивительным стрелком. Юайсу был нужен честный поединок. Он ждал подлости, но не мог следовать ей. Он готов был сражаться и с Уайчем, и с Чатачем, даже с Фасом, если бы тот оказался тем, кем оказался Чатач, да и еще с десятком любых умельцев, но не с тем, кто может убивать на расстоянии, и убивать мгновенно. А ведь мне следовало давно заподозрить Чатача…

– В чем? – спросила Гаота.

– Я вроде бы его неплохо знала, – пожала плечами Глума. – Он в ордене черных егерей три года, но иногда отлучался надолго. Говорил о родных, за которым следовало ухаживать. Но он никогда не брал в руки лука или самострела. Случалось, что нам приходилось преследовать разную мерзость, но единственный, кто даже не пытался справиться с пакостью на расстоянии, был Чатач. Теперь-то понятна его опаска: скрыть умение – невозможно, даже если ты будешь выпускать стрелы намеренно мимо цели. Мы вошли в зал через дверь, которую вы не смогли открыть, потому что Юайс запер ее за собой. Там такое же колесо, как и на второй двери, через которую выбралась ты. С верхней галереи спускались по левой лестнице. Чатач остался на ней, мы с Юайсом остановились внизу, а Фас пошел на вторую лестницу. Уайч ждал нас внизу. Там еще валялись тюфяки: наверное, Ойчу держали здесь. И тут я почувствовала, что Уайч боится. – Глума задумалась. – Понимаешь, я видела, что это великий воин. По его движениям это чувствуется, ты поймешь со временем. Но он ждал собственного жребия – который для него был столь же неизбежным, как и для Юайса, называемого им Галайном, – обреченно. Он боялся.

– Юайса? – не поняла Гаота.

– Да, – кивнула Глума. – И он продолжал бояться его даже тогда, когда Чатач вонзил в Юайса две стрелы. Чатач – мерзость… Он мог убить Фаса, но выпустил стрелу тому в живот, чтобы мучился. О моих мучениях он тоже побеспокоился, но ему нужно было, чтобы я видела смерть Юайса. Поэтому он отмерил мне минут тридцать жизни, пронзив легкое. Он оказался отличным стрелком. На все у него ушло не более двух-трех секунд: нога Юайса, живот Фаса, моя грудь и рука Юайса.