Он не знал, на чем зиждется его уверенность. Может быть, он получил это знание, открыв ключ? Или все это было мороком, накинутым на самого себя? И нет разницы, сколько шагов и куда он сделал, а дело всего лишь в толщине льда, по которому приходится идти? Там, где проходит малое, проваливается большое. Там, где проходит большое, застывает от холода или уносится ураганом – малое.
Но главным было другое. Именно он привел в Приют Окаянных тень Олса. Вряд ли Олс мог разгуливать на полшага или еще больше в сторону, иначе он бы или кто-то посланный им давно уже прошли бы в Приют Окаянных, но, может быть, для этого ему просто была нужна жертва? Поэтому он беснуется там наверху, иначе почему сквозь наваливающуюся на Тиса даже здесь боль вдруг стала пробиваться ненависть и злоба? Его жертва ускользнула? Тис ускользнул?
Как мать могла научить его тому, чем не владела сама?
Или не все эти ключи были созданы ею?
Она же говорила как-то, что мало найти хорошего учителя, нужно еще иметь ученика, который не сломается под грузом того, что сможет взвалить на него учитель.
Но если это не ее ключи, то как она смогла донести это знание до Тиса?
Или же оно переходит к нему по праву рождения?
Или оно пришло вовсе не от матери?
Или ключ открывает не только то, что вложено в человека исподволь, незаметно для него?
А если это знание подобно облакам, что пролетают над башнями приюта?
Кто его источник?
А что, если он пробудил последним ключом то, что уничтожит его самого?
Почему же он все еще жив?
И почему зудит в ушах этот исполненный ненависти крик – «Ты никуда не денешься!»
И как он все-таки выберется отсюда?
И нужно ли ему выбираться?
Может быть, именно здесь его место?
Вокруг все было серым, но три входа в лабиринт полнились мраком. Они казались чернее, чем языки пламени на светильниках, закрепленных в простенках. Такие же черные, как числа – «три» слева от трех входов, «девять» – справа. Схема лабиринта на стене здесь не висела. «Конечно, – подумал Тис, – она и не должна здесь висеть. Эта схема