— Вправо, — вовремя очнулся Лян, иначе бы Никита так и шагал дальше до конца коридора.

Они сделали еще несколько шагов. Лян приказал остановиться возле одной двери с лакированной поверхностью. По контуру двери стояли мощные артефакты, чьи плетения Никита чувствовал очень хорошо. И это обстоятельство тоже радовало его. Волхв чувствовал чужую магию. Защитные обереги, ясно.

Лян вежливо простучал по двери и только потом открыл ее.

— Иди, — сказал он и отошел в сторону, давая Никите войти в просторную комнату, освещенную рассеянным солнечным светом, пробивавшимся через широкие, но невысокие окна. Они были завешаны тонкими шелковыми шторами, на которых просматривались изящные рисунки цветов и деревьев.

Всю середину комнаты занимал низенький столик из черного лакированного дерева, заставленный разнообразными кушаньями, а вокруг него свободно расположились диванчики, обтянутые светло-бежевой кожей. На этих диванчиках сидели пятеро мужчин, среди которых не было ни одного европейца. Двое из них уже перешагнули порог шестого десятка лет; посеребренные волосы уложены в аккуратную прическу, лица испещрены морщинами. Никита обратил внимание на их руки, усеянные перстнями и кольцами. Некоторые из них несли в себе функцию магической защиты, но сами старики одаренными не были. Из всей компании только один мужчина, невзрачный, но наряженный в местную хламиду из длинного халата и нелепой жилетки поверх него, был даосом. Он не глядел на Никиту и старательно вырисовывал пальцами какие-то фигуры. Магический фон заметно поднялся, и невидимый для большинства защитный купол закрыл всю компанию. Ну, с этим ясно.

Оставшиеся, в цивильных европейских костюмах, представляли, скорее всего, родственников одного клана или рода, или, вероятнее всего — какую-то организацию. Непохоже, что все, находящиеся здесь, состоят в близкородственных отношениях. Один весьма толст, другой светел лицом (метис, наверное) … Но у каждого на руке — перстень с одинаковым знаком: скрученный в кольца дракон. Неужели триада? Вот угораздило же попасть в лапы «черного общества».

Один из стариков, лицом схожим с древней статуэткой из сонма местных божеств, негромко щелкнул пальцем, и татуированный охранник мгновенно испарился, аккуратно прикрыв за собой двери. Никита озадаченно молчал, не зная, что ему делать. Китайского языка он не знал, и как разговаривать с людьми, держащими его судьбу в своих руках — совершенно не представлял. Разрешился вопрос сам собой. Когда старик что-то отрывисто проговорил (надо полагать — вступительную речь), светлокожий азиат на ломаном русском языке перевел: