Лицо Медведя оставалось бесстрастным. Жрецы орудовали крючьями и пилами, обрабатывая культю, а он даже не показывал, что ему больно. Со временем ему поставят аугментическую конечность. Но я заметил, как он слегка поморщился, глядя на окутанный паром дредноут, топавший мимо нас.

По лицу Медведя стекали капли кровавого дождя.

— Дело не в руке, — проворчал он. — Я не об этом.

— А о чем? — спросил я.

— Это считается великой честью, — сказал Богудар, кивнув в сторону удаляющегося дредноута. — Но кто захочет лишиться столь многого, чтобы в конце концов уподобиться им? Это не лучший способ добиться бессмертия.

Медведь угрюмо кивнул.

— Чего я никак не могу понять, — сказал я, — так это твоей невосприимчивости к заклинанию. Он знал все наши имена, но над тобой власти не получил.

— Возможно, это из-за того, что он узнал наши имена от тебя, скальд, — сказал Богудар. — А ты никогда не знал его истинного имени, ни разу не слышал его с того дня, когда впервые появился среди нас.

Я уже отметил, что те, кто заложил в мой разум способность понимать вурген и ювик, проделали большую, но не лишенную недостатков работу. Время от времени, в минуты сильного стресса или задумчивости, я ошибаюсь, и некоторые слова произношу на низком готике из своей прошлой жизни. По неизвестным мне причинам это чаще всего проявляется в отношении названий птиц и животных.

С самого начала мой мозг запечатлел его имя как Медведь, но так звучал перевод с низкого готика. Заблуждение прочно вошло в привычку, а Медведь с присущим ему чувством такта не считал нужным поправить меня.

На языке Влка Фенрика его имя произносится как Бьерн.

Я понял свою ошибку и постараюсь ее исправить.

Когда Просперо сгорел, мне стало очень жаль Волков. Не из-за их потерь, хотя и весьма значительных и достойных скорби, а из-за возникшей опустошенности. Их гнев рассеялся, и победа, хотя и бесспорная, казалась пустой. Они стояли вокруг меня среди обугленных развалин, молчаливые и ссутулившиеся, то ли люди, то ли волки, омываемые кровавым дождем. Ярость утихла, поскольку противников не осталось и убивать было уже некого.

Они казались потерянными, словно не знали, что делать дальше. Им не придется участвовать в реконструкции и восстановлении. Не придется исправлять последствия.

Влка Фенрика умела делать только одно.

Искры улетают в небо. Воспоминания сжимаются, как мертвая кожа на трупе, обтягивая выступающие кости, раскрывая челюсти в безмолвном крике. В глубоких озерах с темной водой мы наблюдаем за движением звезд. Я вижу потомков Волков, последних стражей древнего царства, настолько старого и запущенного, что оно превратилось в не подлежащие восстановлению руины. Но они продолжают стеречь его, словно псы, оставленные охранять дом, хотя смысл этого задания им не понятен.