Светлый фон

Я беспомощно оглядел многочисленные баночки с краской в попытках найти для начала хотя бы что-то серое.

― Он должен быть в тюбике такого же цвета, как пуговицы у твоего парадного мундира.

Какого цвета пуговицы на моём мундире я был не в курсе, но искомый тюбик нашёл. Наблюдая за тем, как она рисует, мне пришла в голову одна мысль:

― Не лучше ли было рисовать на холсте?

Джанет пожала плечами и несколько отстранёно ответила:

― Я так и собиралась, но не смогла придумать, что рисовать. А пришла сюда ― и сразу поняла, чего хочу.

― Вряд ли он увидит твои труды.

― Увидит, не глазами, так сердцем! ― уверенно ответила Джанет.

Она отложила кисть и палитру чуть в сторону и села прямо перед криокапсулой, водя рукой по той её части, где ещё не было краски.

― Мы всё детство провели вместе. Рядом с нашей усадьбой был высокий холм или скала, не помню уже, с нее открывался потрясающий вид на округу. Мы вместе постоянно туда бегали. Я рисовала, а Рома бегал вокруг и тащил ко мне всякую живность или красивые камни, ― Джанет положила голову на капсулу и очень тихо произнесла, ― как же давно это было. Словно в другой жизни.

Я сел рядом и задумчиво сказал:

― Мне он рассказывал немного другое. Про бесконечную учёбу и распланированную жизнь.

― И такое было, но иногда, где-то раз в месяц, в усадьбе оставались только мы вдвоем и слуги. Свобода длинною в день, ― Джанет сначала улыбнулась, а затем помрачнела и более серьёзно добавила. ― Странно, неужели он забыл об этом?

«Возможно, и забыл. Иногда, чтобы забыть весь негатив, необходимо выкинуть и позитив» ― подумал я, но вслух сказал другое:

― Мне кажется, он просто в тот момент решил об этом не упоминать.

Некоторое время мы сидели в тишине, каждый размышляя о своём, но затем вопрос, так долго висевший в воздухе, наконец, был задан мною:

― Почему ты решила вернуться к семье?

Джанет постучала ногтем по криокапсуле и шёпотом ответила:

― Вот она ― цена моей свободы. Рома не желал мне зла. Добра, впрочем, тоже, но это не так важно. Он явился тогда в телестудию за мной, и вот оно чем закончилось. Сколько ещё должно пострадать, прежде чем я наиграюсь? По-моему, уже достаточно.

― Ну, во всяком случае у тебя есть ещё целый месяц, ― имитируя оптимизм, заметил я.