Григора знал, что это был за мир, и точно также понимал, что эти
Система заполняла комнату. Всё, что прошло через шепчущие камни и сознания мёртвых и умирающих, хлестало внутрь потоком, нарастающим в геометрической прогрессии. Григора не сумел выдержать его полного объёма и рухнул на колени, когда огонь истины, поглотивший его книги, испепелил последнюю из них и хлынул в его разум.
"Заберите это! – закричал он. – Умоляю, заберите это обратно! Я не хочу этого, я никогда не хотел это увидеть..."
Сознание Григора затопило виде́ние Красного Зала и его павших ангелов, раскрывая перед ним всю свою ужасающую правду, и он рухнул на четвереньки. Он увидел всё, что видела Сарашина: сошедшиеся клинки, предложение и жертву, благородство и злодейство. Он воспринял всё это в мгновение ока, которое длилось целую бесконечность.
А над всем этим возвышался исполин, сидящий на чудовищном троне из золота, этом кошмарном устройстве, воздвигнутом безумцами и садистами. Его ссохшаяся плоть уже давно была мертва, это был живой труп, составленный из метастазного скелета и нескончаемых страданий. Из исполина струился невидимый свет, а мука в его глазах была самой праведной болью в мире, потому что она переносилась добровольно и без единого слова жалобы.
"О нет... – прошептал Григора, когда начала рваться последняя истёршаяся нить, на которой ещё держался его рассудок. – Не Вы, умоляю, только не
Исполин обратил на него свой взор, и Эвандр Григора закричал, наконец-то поняв, каким образом этот кошмар смог воплотиться в жизнь.
2
Атхарва бросился к дверному проёму пристройки Антиоха, выискивая во тьме новых гостей. Найти их было несложно, да они и не прилагали никаких усилий, чтобы замаскировать своё приближение. Каждый третий нёс зажжённый факел, и языки пламени бросали яркие отблески на железных ворон, которые таращились на разворачивающуюся внизу драму с безразличием изваяний.
Атхарва насчитал тридцать человек, тридцать высоких мужчин, защищённых пластинами из кованого железа, чьи плавные изгибы выглядели знакомо, и в то же время в них было какое-то тонкое отличие. Атхарве понадобилось лишь мгновение, чтобы опознать силуэты перед собой, поскольку доспехи едва ли не точь-в-точь воспроизводили снятую с производства модель военной брони, в которой не выходили на бой вот уже сотни лет, и чьё существование ныне сводилось к книгам историков-ревизионистов и пыльным флигелям Галереи Объединения. Атхарва узнал и их оружие – он видел подобное ему в том же самом музее, и то, что оно было старинным, никак не отражалось на его смертоносности.