Поняв, что меня ждет, попытался сопротивляться. Но какое там… Мощная левая лапа шутя преодолевала зацеп даже якорем втыкаемой в асфальт Шпоры и, раз за разом вбивая когти в настил моста, подтягивала меня все ближе и ближе к краю.

До края провала осталось два метра.

Рывок лапы.

Полтора.

Еще рывок…

— Извини, Рихтовщик, но я больше не могу на это смотреть! — слышу раздраженный голос наставницы.

И забытая в волочащейся по асфальту раненой правой руке Шпора вдруг берет мою руку под свой контроль.

Вращающий диск Шпоры подскакивает вверх и падает на вцепившуюся в край лапу. Толстая чешуйчатая броня пару секунд сдерживает напор острых лезвий диска, за которые лапа успевает подтянуть меня в опасному краю. Но вот броня поддается, и стальной диск Шпоры мгновенно чернеет в лунном свете от крови.

Я задыхаюсь от боли, чувствуя, как острые стальные зубья дробят мою кость. Теряю сознание и не вижу, как отчекрыженная по самое плечо лапа, сорвавшись с края, летит вниз и практически без всплеска входит в блестящую от лунных бликов речную гладь.

Глава 37

Глава 37

Глава 37, в которой зализываю раны и принимаю посетителей

Очень удивился, когда, открыв глаза, не обнаружил вокруг молочного марева кисляка.

Я лежал на больничной койке, в пустой просторной палате с белыми стенами, окруженный стойками капельниц.