Упасть так далеко от помощи означало смерть, и эта мысль его больше не забавляла. Он боролся с управлением, а подавляющее буйство гиперреалистичности мира вскрывало его и обдирало до костей.

— Слишком! — закричал он. — Это слишком!

— Нет такой вещи, как «слишком»!

Мощь голоса сорвала мигающие листья с деревьев в радиусе ста метров, и разум Рэвена вспыхнул, будто от аневризмы. Сделанный из бронестекла фонарь кабины рыцаря треснул, и он вскрикнул, когда правый глаз залило кровью.

Наконец, он выровнял спотыкающегося рыцаря.

И узрел божественное.

— Белая Нага, — задохнулся он.

— Одно из многих моих имен. Я — Просветитель, начало и конец, онтологический идеал совершенства.

Не сознавая этого, «Бич погибели» опустился на колени перед божественным существом. Белая Нага переливалась сиянием, на Молех в телесном обличье явилось солнце, чей жар был столь свиреп, что в мгновение ока сжег бы его без следа.

— Здесь, — всхлипнул Рэвен. — О Трон, ты здесь.

Ее сопровождали бесформенные облака ароматного мускуса, а также звук зеркал, которые разбивались от неспособности отразить подобную красоту. Воплощение было чудесно и непостоянно, извивающийся гобелен с образом крылатого змея.

— Твоя кровавая жертва привела меня на Молех, Рэвен Девайн.

Ее многочисленные руки протянулись к нему, маня к себе. Рэвен ничего так не желал, как поднять своего рыцаря на ноги и раствориться в ее объятии. Сдаться прекрасному вовсе не означало капитуляцию.