Холдон дрался яростно, вымораживая землю и цветы вокруг себя, разбрызгивая ядовитую магию, нанося удары словно бы всем: через взгляд, посохом, артефактами, взлетавшими перед ним в воздух, норовя ударить и левой рукой… Витязь принимал удары на щит, который словно состоял из чистого света и появился из ниоткуда, клинок Ястанира не поддавался ударам посоха и, казалось, просто летал по воздуху.
«Человек не может так обращаться с оружием», — тупо подумал Кристо, приподнимая голову. Он, как и все остальные, давно уже распластался в ирисах, прижимаясь к земле, выставив щиты, чтобы не распылило отдачей. Потом он взглянул на сына солнца, который дрался сейчас на Альтау, и додумал мысль: «Так а разве он человек?»
Это была безжалостная, страшная схватка. Над телом мертвого Вонды. Над черными ирисами Альтау. Под тем самым небом, которое три тысячи лет назад смотрело на такую же картину. Рядом с той самой памятью, которая, казалось, опять сгустилась, подняла голову из земли, пропитанной кровью, и жадно ждала, чем кончится бой, и память эта была не на стороне Холдона.
Тени погибших витали в воздухе, но тени только одной стороны: той, которая пришла сюда три тысячи лет назад, чтобы защитить, а не чтобы завоевать.
Альтау!
Еще один неравный бой.
Потому что один из врагов смертельно боялся другого.
Потому что здесь лежало тело Вонды — старого оруженосца, который через три тысячи лет выполнил свой долг.
Потому что здесь была Фелла, а с нею те, кого Ястанир или, может быть, Экстер, хотел защитить.
Потому что где-то цеплялся за жизнь Макс Ковальски, и каждая капля его крови не должна была пропасть напрасно.
Догадывался Холдон об этом или нет — у него не было шансов.
Свистнул рожденный из ножика клинок, рассекая зловещий посох, и свистнул второй раз, отделяя голову от нового тела. Падая, эта голова только успела прошептать: «Смерть… нет», — будто опровергая старый девиз, а потом ирисы Альтау оказались испачканными кровью Сына Дракона. И стали не алыми, но багровыми, почти как он обещал.
Вокруг победителя в этой битве медленно погасал солнечный ореол.
Меч остался в руке, никуда не исчез, ни во что не превратился, но истаял щит, и свет начал приугасать, словно возвращаясь в небеса: оттуда тут же несмело выблеснуло солнышко. Оно как будто интересовалось: можно? Тут все без меня закончили? Увидев, что всё в порядке, солнце распорядилось своим светом по-своему: радуга на небе Целестии ожила и заблестела прежними цветами.
Тихо-тихо Ястанир подошел к Вонде и коснулся груди кладовщика кончиком меча.