Ситра попробовала суп. И суп, и клецка были вкусны и ароматны.
– Моя бабушка говорила, что им можно вылечить простуду, – сказала Кюри.
– Что такое простуда?
– По-моему, это какая-то смертельная болезнь из Века Смертных.
Фантастика! Всего два поколения отделяли жнеца Кюри от людей, живших в Эпоху Смертных, от людей, ежечасно, ежедневно опасавшихся за свою жизнь, знавших, что смерть – это не исключение, а правило. А интересно, что бабушка жнеца Кюри подумала бы о современном мире, где ее супом, в общем-то, нечего лечить?
Когда с едой было покончено, Ситра приготовилась рассказать Кюри все, что знала.
– Ксенократ, – начала она, – показал мне то, что написал жнец Фарадей. Почерк был его, но я не понимаю, как он смог такое написать.
Жнец Кюри вздохнула:
– Смог.
Ситра этого не ожидала.
– Так вы это видели? – спросила она.
Жнец утвердительно кивнула.
– Но почему он так написал? Будто бы я хочу его убить. Что я замышляла ужасное преступление. Все это неправда!
Жнец Кюри улыбнулась самой ироничной из своих улыбок.
– Он не о тебе писал, Ситра, – объяснила она. – Это написано обо мне.
– Когда Фарадей был еще младшим жнецом, – сказала Кюри, – молодым человеком лет двадцати двух, он взял меня в ученики. Мне было семнадцать, я была полна справедливого негодования по отношению к миру, который все еще содрогался в корчах пока не завершившейся трансформации. Бессмертие стало фактом лет за пятьдесят до этого. Всюду царил хаос, политическая нестабильность, люди страшились «Гипероблака» – можешь себе такое представить?
– Страшились? Да кто же боялся «Гипероблака»?
– Люди, которым было что терять: преступники, политики, организации, процветающие посредством угнетения других людей. Суть состояла в том, что мир менялся, и я хотела, чтобы перемены шли быстрее. Жнец Фарадей думал точь-в-точь как я; возможно, он взял меня в ученики именно поэтому. Нами обоими владело желание использовать «жатву» как способ побыстрее вырубить сорняки и открыть человечеству путь в будущее.