Кюри помолчала и продолжила:

– Видела бы ты его в те дни, Ситра! Ты же знаешь его человеком весьма преклонных лет. И он предпочитает оставаться в этом возрасте, чтобы уберечь себя от соблазна стать жертвой молодой страсти.

Рассказывая о своем наставнике, Кюри улыбалась.

– Я помню, – продолжила она, – как я стояла ночью у него под дверью, слушая, как он спит. Понимаешь ли, мне ведь было всего семнадцать. Во многих отношениях я была ребенком. Я думала, что влюблена.

– Подождите! Вы что, любили его?

– Безумно. Он был восходящей звездой, взявшей под свое крыло девочку, которая глядела на все широко открытыми глазами. Хотя в те дни он забирал жизни только у плохих людей, он делал это с таким чувством сострадания, что мое сердце всякий раз таяло.

Затем Кюри приняла вид более благоразумный и одновременно застенчивый, что было странно ожидать от сурового жнеца со стальным характером.

– Однажды я набралась храбрости и вошла в комнату Фарадея, собираясь забраться в его постель и провести с ним ночь. Но он перехватил меня на полпути. Я бормотала какие-то дурацкие извинения, что-то объясняла. Дескать, я собиралась забрать его пустой стакан или что-то еще. Но он не поверил мне. Ни на секунду. Фарадей знал, что у меня что-то на уме; вдобавок я не решалась смотреть ему прямо в глаза. Я-то думала, что он меня понимает, что он достаточно мудр, чтобы заглянуть мне в душу. Но в свои двадцать два он был в этих делах так же неопытен, как и я. И я не дала ему понять, что в действительности происходит.

Теперь Ситра все поняла.

– Он подумал, что вы хотите причинить ему вред.

– Полагаю, все молодые женщины становятся время от времени жертвами непреодолимой глупости. Что же до молодых мужчин, то они частенько абсолютно тупы. Фарадей не заметил моей любви и увидел в моем поведении только желание нанести ему телесный вред. Это была, мягко говоря, настоящая комедия ошибок. Теперь я понимаю, почему мои авансы могли быть неверно расценены. Я была странной девушкой – чувствующей настолько сильно, что пожертвовать собой для меня было бы пустяком.

– Мне кажется, это свойственно вам и сейчас, – промолвила Ситра.

– Наверное. Так или иначе, о своих параноидальных подозрениях Фарадей написал в своем журнале, а на следующий день порвал эти записи – я не выдержала и призналась ему в своей любви. Такая была мелодрама – с закатыванием глаз и заламыванием рук…

Кюри вздохнула и покачала головой.

– Надежды у меня никакой не было, – сказала она. – Фарадей, со своей стороны, вел себя как джентльмен: сказал, что ему очень льстит мое отношение. Это, вообще последние слова, которые в этой ситуации хотела бы услышать девушка. А потом он отгородился от меня – насколько смог, мягко.