Ситра внимательно слушала. Кюри между тем продолжала:

– Я жила в доме Фарадея и оставалась его ученицей еще два месяца. Мы оба испытывали чудовищную неловкость. Потом я стала Досточтимым жнецом Мари Кюри. На конклаве мы даже не кивнули друг другу и не попрощались. А потом, через пятьдесят лет, когда мы оба сделали первый разворот и вновь посмотрели на мир молодыми глазами – но на нашей стороне уже была мудрость прожитых нами лет, – мы стали любовниками.

Ситра усмехнулась:

– Вы нарушили девятую заповедь.

– Мы сказали себе, что не делали этого. Мы сказали себе, что мы – не партнеры. Просто нам так удобно: два человека сходных убеждений, ведущие жизнь, которую обычному человеку не понять – жизнь жнеца. Конечно, мы были достаточно умны, чтобы сохранять наши отношения в тайне. Именно тогда Фарадей впервые показал мне страничку, тогда, в юности, написанную и вырванную из журнала. Он держался за ту нелепую страничку из журнала как за скверно сочиненное и неотправленное любовное письмо. Наши тайные отношения длились семь лет. Потом о них узнал жнец Прометей.

– Это Первое Мировое Высокое Лезвие?

– О, это был не просто скандал регионального масштаба. Весть о нем разлетелась по всему миру. Нас вызвали на Мировой конклав. Мы думали, что станем первыми жнецами, у которых отберут кольца и выгонят из сообщества жнецов, а возможно, и уничтожат. Но у нас были такие непререкаемые репутации, что жнец Прометей решил назначить нам менее суровые наказания. Нас приговорили к семи смертным казням каждого – по одной за каждый год наших отношений. А потом запретили видеться следующие семьдесят лет.

– Как мне вас жаль! – проговорила Ситра.

– Не стоит нас жалеть. Мы заслужили такое наказание, и мы понимали это. Нам нужно было, чтобы наш пример всех жнецов заставил дважды подумать, прежде чем позволить любви вмешаться в то, чему мы служим. Семь смертей, потом эти семьдесят лет… Многое изменилось. Мы остались друзьями, но не более.

Похоже, в душе жнеца Кюри бушевала целая смесь эмоций, но она быстро погасила их и словно отложила в сторону, как уже не нужные одежды; убрала в шкаф и закрыла дверцу. Все. Ситра подозревала, что ее наставница ни с кем об этом раньше не говорила, и, вероятно, уже не будет говорить.

– Я могла догадаться, что он сохранил эту страничку, – сказала Кюри. – Они наверняка нашли ее, когда осматривали его вещи.

– А Ксенократ подумал, что Фарадей пишет обо мне.

Жнец Кюри обдумала это и сказала:

– Возможно, но вероятнее всего – нет. Ксенократ не так глуп. Может быть, он подозревает, что за история стоит за этой страничкой. Но дело не в правде. Для него это лишь средство достижения своей цели. А цель его в том, чтобы дискредитировать тебя перед такими уважаемыми жнецами, как Мандела, который председательствует в лицензионном комитете, и таким образом наверняка добиться того, чтобы кольцо получил ученик Годдарда, а не ты.