Каждый день я молюсь – так, как это делали мои предки. Сначала богов было много, но они доказали свое несовершенство, и их заменил один бог – жестокий и страшный. Ему на смену пришел бог любви и всепрощения. Но и его отправили в отставку, после чего люди стали молиться некой безликой силе, не имевшей имени. Но кому должны молиться бессмертные? У меня нет ответа на этот вопрос, но я все равно адресую свою молитву пустоте, надеясь, что она проникнет за границы времени и пространства и найдет нечто, спрятанное глубже, чем самые глубокие тайны моей души. Я прошу совета. Я прошу мужества. И умоляю – о, как искренни мои мольбы! – умоляю никогда и ни при каких обстоятельствах не дать мне утратить мою человечность. Чтобы, неся людям смерть, я не счел это делом нормальным. Обычным до банальности. Я желаю всем нам не мира, не удобства и не радости. Я желаю, чтобы со смертью любого человека что-то умирало и внутри каждого из нас. Ибо только боль сострадания позволяет нам оставаться людьми. И никакой бог не поможет нам, если мы лишимся этой способности. Из журнала жнеца Фарадея.

Каждый день я молюсь – так, как это делали мои предки. Сначала богов было много, но они доказали свое несовершенство, и их заменил один бог – жестокий и страшный. Ему на смену пришел бог любви и всепрощения. Но и его отправили в отставку, после чего люди стали молиться некой безликой силе, не имевшей имени.

Но кому должны молиться бессмертные? У меня нет ответа на этот вопрос, но я все равно адресую свою молитву пустоте, надеясь, что она проникнет за границы времени и пространства и найдет нечто, спрятанное глубже, чем самые глубокие тайны моей души. Я прошу совета. Я прошу мужества. И умоляю – о, как искренни мои мольбы! – умоляю никогда и ни при каких обстоятельствах не дать мне утратить мою человечность. Чтобы, неся людям смерть, я не счел это делом нормальным. Обычным до банальности.

Я желаю всем нам не мира, не удобства и не радости. Я желаю, чтобы со смертью любого человека что-то умирало и внутри каждого из нас. Ибо только боль сострадания позволяет нам оставаться людьми. И никакой бог не поможет нам, если мы лишимся этой способности.

Глава 36 Тринадцатый

Глава 36

Тринадцатый

В часовне монастыря Годдард завершал свое страшное дело. Крики снаружи начали ослабевать – Рэнд и Хомский заканчивали свою часть работы. На той стороне внутреннего дворика пылало здание. Дым, мешаясь с холодным воздухом, проникал в разбитые окна часовни. Годдард стоял у алтаря, прямо напротив сияющей вилки камертона и каменной лохани с водой.