Светлый фон

Когда они собирались на «жатву», в поместье уже полным ходом шла подготовка к вечеринке. Прибыл грузовик со всем необходимым, и по всему газону расставляли столы. Новогодний гала-концерт был одним из ежегодных событий, которые Годдард всегда тщательно планировал. Состав гостей обещал быть звездным.

На газоне перед домом приземлился вертолет, сдув уже установленный для вечеринки тент – легко, словно салфетку.

– Сегодня мы отправляем очень важную для общества службу, – сказал Годдард оживленно. – Разгребем кое-какой мусор.

Но он не объяснил, что имел в виду. И именно поэтому Роуэн почувствовал, как сердце у него опустилось на самое дно желудка – и не от быстрого подъема.

Они приземлились в городском парке, в самом центре пустого футбольного поля, слегка припорошенного снегом. На краю парка располагалась игровая площадка, где несколько малышей, которых не напугала холодная погода, лазали по горке, качались на качелях и копались в песке. Как только их родители увидели вертолет и выходящих из него жнецов, они похватали своих чад и бросились прочь, несмотря на протесты подрастающего поколения.

– Наша цель – в нескольких кварталах отсюда, – сказал своим спутникам Годдард. – Не хотел приземляться слишком близко; важен эффект неожиданности.

Затем он по-отечески обнял Роуэна за плечи.

– Сегодня у Роуэна инаугурация, – сказал он. – Первая «жатва».

Роуэн едва не отшатнулся от Годдарда.

– Я? Но я не имею права! Я только ученик.

– С моего согласия и по моему поручению, мой мальчик! Точно так же, как в тот раз ты наделял людей иммунитетом, сегодня примешь участие в «жатве». Жертвы я запишу на свой счет. Считай это подарком. Благодарить меня не стоит.

– Но это… это не разрешено!

Смутить Годдарда было невозможно:

– Кто-нибудь желает оспорить? А? Я ничего не слышу! Вот видишь – тишина, жалоб нет.

– Не переживай, – сказал Роуэну Вольта. – Для этого ты и готовился. Ты все провернешь с блеском.

Именно это и волновало Роуэна. Он не хотел «блеска». Он хотел сострадать и сопереживать людям. Более того, он хотел провалить это испытание, потому что знал – только провал и удержит его в рамках человечности. Роуэн чувствовал: его мозг готов взорваться. Как хорошо было бы, если бы это случилось! Тогда ему не пришлось бы участвовать в «жатве». Если мне придется делать это, мной, как и жнецом Фарадеем, будет руководить милосердие, сказал он себе. Никакой радости! НИКАКОГО удовольствия!

Если мне придется делать это, мной, как и жнецом Фарадеем, будет руководить милосердие Никакой радости! НИКАКОГО удовольствия!