Чисто внешне наш президент, конечно, проигрывает. Но Лученко — военная косточка. Вспоминаю ее ставшую мемом шутку о макияже во время предвыборной компании: это, мол, не та боевая раскраска, которой меня учили.

Зато харизмой госпожа (отставной подполковник, если я правильно помню) Лученко заполняет всю комнату. Она первой направляется ко мне твердым шагом, протягивая руку для пожатия.

— Андрей Старостин, — говорит она. — Приятно познакомиться. Много о вас наслышана.

— Госпожа президент… — бормочу я.

— Татьяна Алексеевна, — поправляет она меня строгим, но приветливым тоном школьной учительницы.

Ей за шестьдесят, то есть она ровесница моей мамы. Но выглядит гораздо моложе, даже вблизи. Несмотря на явно бессонную ночь и усталость.

— Тогда и вы зовите меня просто Андрей, — говорю я абсолютно машинально, и тут же понимаю, что именно этого от меня и добивались.

Наверное, набранные в игре очки дипломатичности все же пошли впрок. Не настолько, чтобы обходить ловушки неформального общения, но настолько, чтобы по крайней мере их видеть.

Мы пожимаем руки. Как и следовало ожидать, пожатие у президента твердое. Стыдно признавать, но она, пожалуй, посильнее меня будет.

(Тут же даю себе слово записаться в тренажерный зал, «когда это все закончится». И знаю, разумеется, что слово это нарушу).

Остальные гости тоже спешат меня поприветствовать. Переводчиков четыре штуки — явно профессионалы, судя по тому, как они почти сливаются со стенами. Но не очень понятно, зачем они нужны: китаец сносно говорит по-русски, а все остальные тут же переходят на английский. Я английский тоже знаю… ну, получше, чем школьная программа: все-таки много лет геймерства и просмотров сериалов кое-что дает. В общем, одним переводчиком бы точно обошлись.

Меня сразу выкашивает, что все остальные мировые лидеры… как будто пытаются ко мне подмазаться, что ли? Да, точно! Сеньора Дев лучезарно улыбается, канцлер Германии велит звать его Юсуфом, китаец пожимает мою руку двумя своими… Только президент США почти не обращает на меня внимание, кивнув от стоящего в углу комнаты стола. На столе стоят чайные приборы и многоярусный поднос с пирожным. В руках у американца блюдечко, на блюдечке — кусок торта, в руке ложечка. Он кушает, и это занятие явно представляется ему важнее, чем беседа со мной.

На него я не в обиде, наоборот, это поведение остальных кажется мне странным. Если, конечно, не верна та дикая догадка, которая… но нет, просто быть не может!

Но не могу представить, чтобы для чего-то меньшего пять глав крупнейших государств оторвались от работы! Я понятия не имею, какие у них расписания, но наверняка плотные донельзя. А чтобы еще состыковать все пять… да собрать в одно месте — е-мае, они, небось, миллиард долларов ухнули только на защиту этой виллы от снайперов!