Шыргун вел в первом ряду атакующих три десятка воинов, что сражались за Худжгарха в других мирах. Они были щитом и мечом всего наступавшего отряда. Облаченные в боевые доспехи, сделанные их кумиром, и вооруженные его оружием, они не знали сомнений и жалости. Набрав скорость, всадники выскочили из-за холма и устремились к беспечно живущему лагерю. Они не орали боевые кличи, а молча и грозно, сплотившись плечом к плечу, несли на своих клинках смерть врагам Худжгарха. На полпути к лагерю впереди них стала подниматься стена земли и пыли. Шыргун выставил вперед руку, и с нее сорвался «торнадо». То же самое сделали остальные гвардейцы Худжгарха.
Десятки заклинаний разорвали начинающую формироваться стену, не дав ей укрепиться, и увлекли разорванные куски в круговерть. Следуя указанному направлению, подхватили мусор, заготовки для дров, животных, попавшихся им на пути, и, набирая скорость, понеслись на выстроившихся в обороне орков.
Эта картина поразила даже Шыргуна, много повидавшего во время службы у Худжгарха. Его сердце наполнилось азартом и восторгом. Вот она, сила их господина! Вот она, его слава!
Он пришпорил быка и поскакал, догоняя тучу из пыли. Он даже не стал рассматривать существо, возникшее перед ним, и просто зарубил его волшебным мечом. А следом и какого-то орка, стоявшего с разинутым ртом.
Еще через час на месте обоза оседлых пылали повозки, валялся вырезанный скот. А степь устилали тела убегавших, но не спасшихся орков. И над всей этой гарью и травой, пропитанной кровью детей степи, витал скорбный дух мщения.
Грыз обходил побоище и, скорбя от увиденного, поднял руки к небу и закричал:
— Страшитесь, неразумные дети, гнева Отца вашего!
Его крик улетел высоко и вернулся через десять лиг к лагерю оседлых. Упал с неба на орков и придавил их, словно непосильный груз.
— Страшитесь, неразумные дети, гнева Отца вашего! — разнеслось по степи.
Умолкли птицы, замер ветер, шевелящий траву, замолчали лорхи. Над лагерем установилась непривычная тишина.
Капитан пошевелился. Открыл глаза и увидел перед собой пол с ковровым покрытием.
«Я у себя в каюте и на полу», — пришла к нему первая мысль. Он повел глазами и увидел Лиранду Монади, сидящую на стуле. Девушка молча смотрела на него. Ее руки были сложены на коленях.
А она-то что тут делает? Он попытался встать, но резкая боль в голове и неожиданное головокружение не позволили ему подняться.
— Монади, — еле слышно позвал капитан, — помогите мне подняться.