– «Почти» не считается, тем более, здесь, в Лесу. Вот увидишь, Студент: это не последняя наша встреча, клык на холодец!

XXXVII

XXXVII

– Не люво, не хлухай, а ввать не мехай – Мартин зубами вытаскивал пробку из очередной, третьей по счёту бутылки.

Егерь поморщился. Лысый пьянчуга хлестал коллекционный "Спарапет" как самогонку, по полстакана залпом. Увидь это дядя Рубик – сначала бы поседел окончательно, а потом свернул бы варвару его тупую башку.

– Вот ты говоришь, Щукинская Чересполосица… – Мартин опрокинул стакан, шумно выдохнул, и закурил. – Жил я там, давно, до Прилива, пока на Соколиную не перебрался. Женщина была одна… Такие сиськи, м-мух… Бич, ты любишь баб с вот такими сиськами?..

Егерь мужественно молчал. Отвечать было себе дороже заведётся, начнёт троллить, а информации в итоге ноль. А ведь именно ею, информацией, Мартин набит под завязку – правда, поди, пойми, где пьяный бред, где пустые сплетни, а где жемчужина в куче известно чего. Что ж, при необходимости можно и проверить – на своей шкуре, не на чужой…

– … куролесили мы с ней – я, молодым, любил это дело…

– А сейчас, значит, разлюбил? – не сдержался Егор. Любвеобильность приблудного алкаша, как и популярность его среди бестолковых первокурсниц стали в ГЗ притчей во языцех.

– Так ведь, Студент, всё по взаимному согласию. Они мне, значит, любовь, а я им – иммунитет к эЛ-А.

Егор хотел, было, сплюнуть с досады, но удержался: всё-таки кабинет начальства, пусть это начальство и бухает сейчас вместе с подчинённым.

– Послушайте, мне кто-нибудь, наконец, скажет: правда это, или досужие слухи?

– Есть многое на свете, друг Гораций… – Мартин прищурился – Главное, что они в это верят. Так о чём мы… а, да. Щукино. Там ещё в ранешние времена интер-ресные вещи творились. Иду я как-то домой – ну, принял, конечно, не без этого – и решил добавить. Взял в магазине через дорогу пару банок джин-тоника – ты, Студент, такого не помнишь, а вот Бич с Гошей наверняка…

Егерь с лешаком синхронно кивнули.

– Выхожу я, значит, на набережную у шлюзов – променад там такой, розового гранита – сажусь на скамеечку. Закат красивый, рыбки плещутся, – прихлёбываю потихоньку. Хорошо так посидел, отмяк душой и телом – пора благоверной ползти. Практически на эшафот. Не любила она Пампу, то есть, меня, пьяного…

– Какую пампу? – Егор потерял нить алкогольного повествования.

– Не, не, ты слышал? – Мартин потряс пальцем где-то между Гошей и Бичом. – Нонешняя молодёжь ваще ничего не соображает. Ну, ты-то хоть, лешак, скажи, – трудно, матьиво, быть богом?