Хоть
Впрочем, кому бы пришло в голову плавать здесь по ночам, в кромешной, угольно-чёрной тьме? Ни луны, ни звёзд, ни хотя бы тусклого огонька гнилушки – любой свет безнадёжно тонул во мгле, расползающейся из Чернолеса, средоточие которого являл собой
А вот к тусклым огонькам, тлеющим на посохах в руках семи закутанных в балахоны фигур, это, похоже, не относилось. Друиды (кто же ещё это мог быть?) выстроились на набережной полукругом. В центре его полукруга стоял восьмой – с пустыми руками и откинутом за спину капюшоном. Огоньки на посохах указывали на него, и их острые, зелёные лучики кололи глаза, вынуждая закрываться изодранным рукавом балахона.
– Друид Эреман, знай: сейчас твоё имя звучит в последний раз. – заговорил один из семи. – После этого оно будет навсегда стёрто из памяти Братства. Но сам ты останешься жив – и испытаешь самые ужасные муки, которые только могут выпасть на долю человеческого существа. Ибо, после всего содеянного, ты – всего лишь
Порченый дёрнулся. Даже тьма не могла скрыть презрение, проступившее на его лице.
– Да, именно так! – голос зазвучал громче. – Муки твои,
Пауза. Болотные огоньки на кончиках жезлов настороженно тлели.
– Знай,
– Сколько раз повторять – я не знаю! – хрипло выкрикнул тот, кого обрекли быть
– Возможно, ты не лжёшь. – голос был непреклонен, неумолим. – Его корни – друид указал жезлом на