– И это понятно, – вздохнул я, потом перевел взгляд на отца Александра и спросил, – а вы что скажете, честный отче?

– А что я могу сказать? – отозвался тот. – К путешествиям по иным мирам меня не готовили, да и сама новость о том, что существуют другие миры, что Бог и на самом деле есть, и если надо, то он вмешивается в наши дела, посредством своих слуг наказывая злых и вознаграждая добрых – взорвет нашу святую матерь церковь похлеще машины с тротилом. Ибо слишком много в ней стало чиновников в рясах, не верующих ни во что, кроме своего статуса и неправедных доходов. Сергей Сергеич, я приму любое ваше решение и буду сопровождать ваш отряд, ограждая его от различных происков зла. Думаю, что в нужный момент Господь подскажет, куда мы должны будем пойти и что там сделать.

– Очень хорошо, – со вздохом подвел я итог, – если отбросить детали, то все вы сошлись на том, что информации для принятия конкретного решения пока недостаточно, и что, пока обстановка не прояснится, мы должны следовать прежним путем сперва на север, а потом на восток. Так мы и будем делать, пока не получим новые сведения. На этом, пожалуй, у нас все.

– Сергей Сергеич, – неожиданно обратилась ко мне Птица, и в ее тоне явственно ощущалось что-то нехорошее, равно как и в глазах, – можно с вами переговорить, желательно тет-а-тет?

Чего-то такого я ждал от нее весь день. Утром я не стал дожидаться окончания следствия по делу о волосах Туллии и начал готовить отряд к дневному переходу. При этом лишь мельком я видел, как Птица разговаривала с плачущей Матильдой. Тогда, как и сейчас, я абсолютно не понимал, с чего бы маленькая девочка начала вредить взрослой женщине. Такой милый ребенок – и такая злоба.

Птица взяла меня под локоть и почти силой увлекла в сторону от тропы, где даже случайно никто не мог нас подслушать.

– Вот что, уважаемый Сергей Сергеич… – полушепотом прошипела Птица, сверля меня взглядом, – хочу донести до вашего сведения – Ася уже не ребенок, и все прекрасно понимает…

Что это за нотки в ее голосе? Она что, злится на меня? Интересно, интересно…

А она, сверкая на меня негодующими глазами, продолжала приглушенным голосом, в котором явственно вибрировал сдерживаемый гнев:

– Причем она девушка, выросшая в ненормальных условиях детского дома – нервная, ранимая и чувствительная. Ее жизненный опыт ограничен, а психика травмирована обстоятельствами. Сперва, когда я увидела, как она к вам относится, то подумала, что она увидела в вас своего отца. Знаете, детдомовские дети частенько фантазируют на такие темы, выдумывая себе разных идеальных родителей, которые по тем или иным обстоятельствам не могут их воспитывать. Понимаете?