– Ах, он еще и издевается, – подумала я, а вслух ответила с такой же преувеличенной вежливостью: – Спасибо, господин главный русский, чувствую я себя почти хорошо и пожаловаться мне тоже не на что. А еще хотелось бы, чтобы мне вернули мой меч, моего коня и отпустили меня.

Мои пленители заулыбались и сдержанно засмеялись. Лишь потом я поняла, что назвать командира маленького отряда «главным русским» было несколько опрометчиво с моей стороны. Вскоре выяснилась и другая несуразность моего ответа.

– Что, Гретхен, – посмеиваясь, спросила женщина-валькирия, – прямо так тебя и отпустить, с мечом, на коне и совершенно голой? К счастью, это невозможно, потому что, выполняя твое пожелание, мы покрыли бы себя несмываемым позором.

Мальчик-маг тем временем сунул руку в расстегнутый ворот рубахи и вытащил оттуда нечто на цепочке, буквально сочащееся силой сквозь сжатые пальцы кулака. Глаза его при этом из просто светящихся стали сияющими, и сила потекла из каждой клеточки его тела. Необычайно талантливый и сильный молодой маг – неудивительно, что херр Тойфель любой ценой хотел заполучить его себе.

– Слушай меня, Гретхен, – тихо сказал он, переглянувшись с женщиной-валькирией, – двигаться ты сможешь только завтра утром, когда мое заклинание полностью восстановит твое поврежденное тело. Но, если ты попробуешь причинить зло кому-либо из нас, наших людей или животных, испортить какое-либо оружие и предметы, то тогда можешь пенять на себя, ибо мое заклинание не оставит тебе ни одного шанса выжить.

Он говорил явно не на немецком, а на своем русском языке, но, несмотря на это, я его прекрасно понимала. Наверное, он из тех могучих магов, что рождаются раз в несколько тысячелетий, а потом, достигнув вершин могущества, становятся настоящими богами.

– Мы сделаем лучше, – сказала женщина-валькирия, – она просто не сможет причинять зло. Как только она захочет сказать гадость или начать интригу, то ее язык тут же онемеет, как только она поднимет руку, чтобы ударить кого-то или сломать какую-либо вещь, то ее рука тут же отнимется, как только она захочет бежать от нас, то ее ноги откажутся ей служить. Да будет так, как я сказала!

После последних слов глаза ее на мгновение вспыхнули ярко-зеленым светом, как у кошки, смотрящей на огонь, потом мигнули и погасли, но я знала, что действительно оно так и будет, и эта женщина только что наложила на меня сильнейшее заклятие подчинения. Теперь я не смогу ударить ухаживающую за мной девчонку, даже если захочу сделать ей больно. Правда, при этом женщина-валькирия не заклинала мои мысли и не затуманивала мой разум, но это, скорее всего, потому, чтобы наложенная на меня несвобода была еще горше и обиднее. Кстати, удрать я смогу и на коне, собственные ноги для этого совсем не обязательны. Но пока лучше прикинуться девочкой-паинькой и не вызывать подозрений. К тому же, прежде чем бежать, нужно будет тут все как следует разведать и выяснить настоящие цели этих людей.