— Это он про Францию, — небрежно говорил знаток литературы. — Вчера завели на перфокарту один современный романчик. И вот, видите, — сам проанализировал.

— Так вот оно что! — бормотал пораженный посетитель, и ему сразу становились ясны никчемность и жалкость потуг у себя дома за письменным столом постичь великую и до сих пор до конца не разгаданную поэму Николая Васильевича Гоголя «Мертвые души».

Да, все могла могучая техника, сосредоточенная под крышей бывших гренадерских казарм, и не ее вина, что так и не раскрыла своих тайн великая поэма, остались неразгаданными неясные места «Слова о полку Игореве», так и не был произведен, хотя планировался каждый год, сравнительный анализ словарей авторов «Тихого Дона» и «Мастера и Маргариты».

Зато какими неожиданными красками расцветилась жизнь сотрудников, когда они узнали, что дисплей можно подсоединить к телефону и тогда на экране, как сороконожки, будут бегать слова, которые бормочет трубку ваша двухлетняя дочь. Или что можно, уходя на обед, записать в память соседского компьютера предостережение: «Вася, звонила жена — забери Танечку из детского сада!» И как только Вася включит прибор, тот не замедлит напомнить ему о требуемом.

Прогресс техники — это и движение искусства.

День, когда в «Двим» пришла телеграмма из Посошанска о присылке двух специалистов, был для литературоведов нехорошим днем. Сектор с утра пребывал в состоянии нервического напряжения: распределялись о научные темы. У дверей начальника планового отдела, как змея, ударяемая током, вздрагивала очередь. Голова ее упиралась в дверь, а хвост обреченно бился на лестничной клетке. От распределения зависело многое: какими они будут, очередные пять лет, — безмятежными и приятными, с чарующими поездками в родные обжитые места литературных светил или тревожными, с обязательным посещением мест, где еще не так давно жители не знали слов «Дом быта» и где за колбасой ездили в областной центр на собаках.

Начальник планового отдела — бывший патологоанатом, персональный пенсионер и свой человек Виктории Георгиевны — сидел в маленьком кабинетике, в котором едва помещался его огромный дубового дерева стол и металлический шкаф с пугающей пластилиновой печатью на дверце. Шкаф был поставлен так, что каждый вошедший ощущал спиной холод железа, а грудью упирался в острый дубовый угол стола.

— Что-нибудь хорошенькое осталось? — просительно зудил вошедший, стараясь заглянуть в толстый гроссбух, в котором были записаны фамилии писателей.

— Плохого не изучаем, — делая вид, что не понимает просьбы, отвечал начальник отдела и начинал медленно переворачивать страницы, прикрывая фамилии ладонью. — Вот Шергин есть. Отличный писатель.