А между тем неутомимый Песьяков не дремал. В толстом литературном журнале он дал объявление, что ищет диван, упомянутый в повести «Детство». Диван, на котором будущий писатель любил сиживать вместе с матерью и слушать, как та читает ему по-французски сказки Лафонтена. Диван из московской квартиры был увезен во время эвакуации в неизвестном направлении. И надо же так случиться: не прошло и месяца, как из города Лысьвы на Урале пришло письмо, в котором скромная учительница местной школы сообщала, что диван, схожий по описанию с разыскиваемым, стоит у нее дома. Что привезен он был ее родителями в трудный 1941 год из Москвы и что она будет рада, если знатоки приедут и посмотрят его.

Песьяков с двумя музейными работниками и двумя московскими старожилами едет в Лысьву, и — о чудо! — старожилы, хорошо помнившие диван, подтверждают, что это именно он. Мало того, они вспоминают людей, в руки которых он был передан. Концы сходятся. Новый триумф самодеятельного толстововеда поверг в ужас штатных сотрудников института. А неугомонный Песьяков засыпал газеты и журналы статьями. Он фотографировался рядом с диваном и без дивана на фоне уральской реки Чусовая. Был даже упомянут в выступлении ленинградского академика, который поставил в пример всем штатным ученым находчивость и энергию любителя.

Когда пришло известие, что злонамеренный конкурент затевает новую крупную акцию: едет на Северный Кавказ искать путевой дневник великого писателя, — паратовский институт затрясло. В интервью столичной газете Песьяков сообщил, что, по его данным, Толстой во время службы в действующих частях на Кубани вел путевые записки, которые не найдены до сих пор, а значит, могли затеряться и до сих пор лежать в одном из казачьих сел, где останавливался великий писатель. Больше того, Песьяков делал туманные намеки, что он имеет сведения, которые безусловно приведут к обнаружению дневника.

Дни, последовавшие после получения в институте газеты, можно уподобить только дням чумы во Флоренции или дням великого землетрясения в Лиссабоне. Институт погрузился в траур, сотрудники литературного сектора разговаривали между собой шепотом. И тогда они пришли к директору. Но недаром в жилах Виктории Георгиевны текла кровь решительного покорителя Антарктики.

— Ничего вы с ним не сделаете. Ваши опровержения — жалкие сопли. Действовать надо точно, — сказала директор. — Пригласите его к нам старшим научным сотрудником, и все кончится.

Так и вышло. Песьяков, получив приглашение, ответил телеграммой «Согласен», выехал в Паратов, был зачислен в штат и согласился даже заняться темой, которая с самого начала института не имела исполнителя: «Мифологические персонажи в быличках русского северо-запада».