– Ник? – вырвалось у Натали, и в ее голосе были тысячи скрытых смыслов.

Начало прозвучало удивленно, и он мог себе представить, откуда взялось это удивление: распахивается дверь и вваливается сумасшедший в больничной одежде, потом радость при виде его, осознание, что он вообще жив. Но радость заглушается страхом – страхом за их сына, страхом, что боги наблюдают за ними и любая радость искушает их.

А потом вопросы – те самые, которые задает любой родитель у кровати ребенка в больнице: «Как мы здесь оказались?.. Это же невозможно, ведь невозможно?.. Возьмите меня вместо него!»

Он шагнул вперед, обнял ее хрупкие плечи, прижал к себе. Они держались друг за друга, словно сопротивляясь гравитации. Ее тело вздрагивало, мокрое лицо пряталось на его груди.

– Он… будет… – с болью прошептал Ник.

– Я не знаю, не знаю, они не знают.

Слова ранили сильнее кинжала.

Он опирался на нее, а она – на него. Стоявшая позади них медсестра начала говорить что-то, но не решилась продолжить.

Это мгновение длилось долго, наконец Купер отпустил Натали и попросил:

– Расскажи мне.

Она вытерла глаза, размазывая слезы, и произнесла дрожащим голосом:

– Он в коме. У него было внутреннее кровотечение.

– Что говорят врачи – когда он придет в себя?

– Они не уверены, придет ли он в себя или… или… – с трудом выдавила из себя Натали.

Ник закрыл глаза, плотно сжал веки.

Раздался голос медсестры:

– Мистер Купер, прошу вас.

Он не прореагировал на нее, шагнул к Тодду. Сын казался таким маленьким на большой больничной кровати. Под простыней виднелись его худые конечности. Змеящиеся трубки вонзались ему в руки. Голова была забинтована, волосы с одной стороны выбриты. Тодду бы не понравилась такая прическа, его бы волновало, что скажут ребята.

Купер потянулся к сыну и взял его руку в свои. Физическая боль, которой отдалось движение в его правой ладони, не шла ни в какое сравнение с тем кошмаром, что творился в его душе. И тут новая мысль пронзила его сердце.

– Постой, а где Кейт? Она не…