– Шевели задницей, обрубок! – раздраженно говорит Лучок, заглядывая в погреб. – Давай, давай, быстрее!

Опираясь руками о лестницу, я поднимаюсь с пола и, едва переставляя ноги, ползу наверх. Сил мне придает как баф праведного гнева, так и пьянящий свежий прохладный воздух, пахнущий хвоей.

Оба наркомана стоят с серьезными лицами. Ствол только у Шипы, Лучок поигрывает бейсбольной битой.

– Туда иди, – приказывает он, указав битой в сторону дома.

Мы проходим вдоль ручья, выходим из леса на грунтовую дорожку, ведущую к дому. Странно – вокруг никаких заборов, но дорожка перегорожена шлагбаумом с будкой, в которой никого нет.

Лучок шутовски поднимает шлагбаум:

– Прошу!

– Заходи, дорогой, гостем будешь, – пародируя кавказский акцент, произносит Шипа, и оба взрываются хохотом.

Прохожу мимо пустой собачьей будки, пересекаю двор, веранду и оказываюсь перед дверью. Лучок отодвигает меня плечом и заходит первым. Сзади стволом меня подталкивает Шипа.

Я перешагиваю порог и оказываюсь в плохо освещенной прихожей. Останавливаюсь, прикрываю глаза, привыкая к свету, но Лучок идет дальше, а Шипа пинает меня под зад, придавая ускорение:

– Чо встал? Пошел!

В неровно освещенной гостиной первое, что притягивает мой взгляд, – камин. Хоть и лето, в нем, потрескивая, горят дрова. В углу, скрытый от моего обзора бильярдным столом, кто-то сидит. Лучок останавливается и выталкивает меня концом биты в центр комнаты.

– Лежать!

Я падаю, поднимаю голову и вижу картину целиком.

Гречкин в каких-то поношенных приспущенных трениках и майке-алкоголичке, глумливо улыбаясь, восседает в кресле.

А перед ним стоит на коленях обнаженная девушка.

И мне не нужен интерфейс, чтобы по прямой спине, широким плечам и водопаду русых волос понять, что это Вика.

* * *

– Ну и рожа у тебя, Панфилов! – гогочет Гречкин. – Ты там что, землю жрал?

– Вика! – вырывается у меня крик отчаяния.