Прежде чем выйти, Джимми задержался у кровати сокамерника и содрал со стены страницу из порнографического журнала.

– Богомерзкие мудаки, – сказал он и скомкал лист, запихивая в свой карман. – Откуда они их только достают?

Когда Джимми вышел, Хаген обречённо сел на кровать. Ему хотелось заплакать, он даже пытался выдавить из себя хотя бы слезинку, надеясь, что это поможет, но безуспешно.

Майк «Плакса» Хаген перестал быть плаксой.

– Чувак? – осторожно подал голос Деметриус. – Обнаружено серьёзное ухудшение твоего психологического состояния.

– Твою мать, Дем. Я в тюрьме, среди насильников и убийц. Что мне хохотать, что ли?

– Здоровый смех повышает жизненные показатели на одну сотую процента. В твоём депрессивном состоянии было бы полезно улыбнуться.

– Да пошёл ты.

Словно обидевшись, Деметриус вывел перед глазами Хагена системное сообщение:

Внимание! Навык «Психологическая атака» временно утерян.

Для возвращения навыка необходимо поправить своё психическое равновесие.

Хаген безучастно смахнул сообщение.

Дверь камеры была открытой, но Майк боялся не только выйти, но даже выглянуть наружу. Он столько времени боролся со страхом боли, с боязнью выйти на ринг… а теперь, когда победил эти страхи, появился новый. Даже не страх – ужас. Ужас перед неизвестностями тюремной жизни.

В памяти всплывали обрывки историй про тюрьму. Какие-то сцены из сериалов, выпуски новостей, ролики на YouTube… Казалось, выйди из камеры, и тебя захватит водоворот неизвестности. Мнилось, что все заключённые – это изверги и бандиты, только он – Майк Хаген – оказался тут случайно: единственный невиновный среди них.

– Чего расселся? – раздалось вдруг из коридора. Джимми снова заглянул в камеру. – Обед. У тебя двадцать минут.

Хаген хотел сказать, что не голоден, но дебаф «Голод» вынудил подняться с кровати и выйти из камеры. Как бы там ни было, но необходимо привыкать к новому дому.