И он начал присматриваться к себе в зеркале, замечая исключительно похожести. Темные волосы – они и вправду были темными, не черными, но если еще мокрыми зачесать их назад… Глаза серые, во всяком случае, наверняка уже не голубые. Нос – мама говорила, что Анджей унаследовал от отца "римский нос", но сейчас было явно видно, что это нос семита. Правда, он мог быть и чуточку поуже… Анджей сжимал себе ноздри пальцами, поворачивался в профиль и анфас. Подбородок – не поднимать. Как только у него высыплется темная щетина, бриться не станет. Так, это лицо; но еврей еще должен быть худым, сутулым, с длинными конечностями, длинными пальцами – в голове вспыхивает икона Эдриена Броуди[8] - у еврея должны быть большие, чуточку выпуклые, постоянно влажные глаза и толстые, мясистые губы (Анджей выдул губы перед зеркалом) и худую шею, ах, и черные брови…
Генеалогические деревья следовало принести в школу уже распечатанными, представить на отдельных листах. Анджей ожидал того дня в горячке, со страхом и надеждой; словно мгновения, когда можно будет, наконец, содрать пластырь с тела, кровавую корку с раны, вырвать из десны прогнивший зуб – с болью успокоительного удовлетворения. Все увидят, узнают, поймут – Анджей еврей, он еврей, это – еврей; Анджей уже слышал эти шепотки в школьных коридорах, видел эти украдочные взгляды, злорадные усмешки в раздевалке. Он кусал пальцы в ожидании.
Урок прошел быстро, презентация генеалогического дерева продолжалась несколько минут; он внимательно присматривался ко всем, только ничего на лицах одноклассников не заметил. Анджей разочарованно уселся на место. Теперь все слушали следующего ученика, рассказывающего собственную генеалогию. Никто особенно на Анджея даже и не поглядел.
Поначалу ему казалось, будто бы они притворяются, что так хорошо со всем этим кроются; но нет. Они явно не сделали выводов из фамилии его прадедов. Что тут было делать? Надо было говорить самому. Сначала коллегам, а уже они передадут новость дальше.
- Вот, узнал, когда делал это дерево. Моя бабка – еврейка, а это именно так наследуется, так что оно выходит, что я – тоже еврей.
- Правда?
- Ага. Штейнфельд, их фамилия была Штейнфельд.
- Да ты что, Анджей Штейнфельд? Серьезно?!
- Называй меня: жид.
Понятное дело, смеялись; для них все было причиной для шуток и издевок, так почему бы и не это? Но прозвище пристало. Когда играли в футбол: - Подавай, жид! – Когда в драке держали за него кулак: - Давай, жид! Давай, жид! – Когда ссорились: - Ну ты и жид блядский! Кратко, звучно, сильно. В Нэте он тоже пользовался ником "Jew". Только для него дело было не в имени или прозвище; так мог прозывать себя любой, а вот он и вправду был евреем, жидом.