- Ха, ха, ха, - тихо произнес Теодор.

- Но ты же ведь понимаешь, как это звучит?

- А что я могу поделать? Факты остаются фактами. Именно такую историю рассказывает ДНК евреев. И тут не имеет значения, действительно ли пять тысяч лет назад к ним пришел такой вот мужчина, или же это всего лишь теоретический конструкт, умственное сокращение. Ведь народ, вообще-то, сохраняет память о подобных событиях, в его мифологии можно найти, по крайней мере, отражения. Они – Избранный Народ; был заключен какой-то Завет; в них живет нечто сверхчеловеческое. Мессия, которого…

- Ну, и кто здесь прибегает к мистике?

- Любая религия несет в себе некий Рассказ. Пять тысяч лет назад не была языка для разговоров о генетике. Они запомнили только то, что были в состоянии рассказать. Религия способна предчувствовать подобные вещи. Бог, непорочно зачатый в теле женщины… - Теодор потер основание носа, этот разговор его уже замучил. – Ладно, чтобы не затягивать. Первое, чистая ДНК Завета у меня уже просчитана, теперь мне нужно только лишь выявить затерянную эпигенетическую информацию. Ведь полное знание генома вовсе не гарантирует нам правильну экспрессию генов. Информация наследуется и вне ДНК: это информация, которая решает о том, как ДНК будет считана. Это означает: какие гены будут запущены, а какие нет; наследуется образец экспрессии генов и клеточная химия модификации хромосом. Именно потому в двадцатом веке были такие сложности с клонированием сложных организмов: запущенная "начисто" ДНК, не имеющая этой вот информации, выстраивает организмы, весьма отдаленные от зачатых естесвенным путем – это так же, как если бы ты забросила в кастрюлю все найденные в кулинарной книге компоненты, из этого даже бигус не получится. Так что теперь мне нужно докопаться до оригинальной эпигенетической информации Завета, а это крайне тяжелые митации молекулярного уровня, сложно сказать, когда с подобным справятся квантовые компьютеры… Но как только я узнаю последние данные…

Теодор говорил все медленнее, все тише; улица тоже тихла. Уже наступали сумерки, но над метрополией еще не расцвели отсветы электрических огней, и эта тень – не мрак ночи, а только сухая тень летнего вечера – подавила звуки, отупила прохожих, затушевала очертания автомобилей и зданий, разредила картину города. Всякая секунда длилась теперь раза в два длиннее секунды солнечного полдня, всякой движение было в два раза более медленным; в такую пору никто не принимает каких-либо важных решений, не провозглашает приговоров, не клянется и не святотатствует, слова неохотно покидают губы.