— Недавно.

— Турист?

— Да нет. Перекати поле — нигде долго не задерживаюсь, — ответил Боб, стряхнув снег с кромки крыши носком ботинка. — Я побывал в армии, в тюрьме, отбыл пару контрактов в Заливе: люблю разнообразие. А сюда я вернулся только пару недель назад.

Боб достал маленькую бутылочку бурбона, отхлебнул и предложил мне. Я сделал глоток: горло обожгло жидким огнем, я закашлялся.

— Так и не пустил нигде корней. В принципе, я ничего и никого не потерял, когда все случилось, только вот от этого не легче.

— Ясно, — протянул я и посмотрел в бинокль на противоположный берег. — А семья у тебя есть?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Пара-тройка друзей. Я же говорю, нигде не задерживался, думал накопить побольше денег и завязать с переездами, осесть где-нибудь.

— А тут такая задница…

— Вот именно, — задумчиво произнес он, внимательно глядя на Гудзон и окрестности, замечая каждую мелочь. — Вот именно.

Мы обошли крышу по периметру. Обсудили погоду, прикинули, где сейчас холодно, а где тепло.

— А почему нет ни одной лодки, ни одного катера? — спросил я.

— Наверное, их взяли те, кто оказался здесь сразу после атаки. Мы так думаем.

Версия показалась мне разумной: так же я объяснил себе отсутствие катеров на Лодочной пристани, когда прибежал туда. Увязая в глубоком снегу, я подошёл к северному краю крыши и, глянув в бинокль на Одиннадцатую авеню, передал его Бобу, чтобы тот глянул на группу Охотников.

— Эти? Эти выходят на охоту после заката и «трудятся» всю ночь. Они очень сообразительные. Мне иногда кажется, что они поумнее нас будут.

Я вздрогнул.

— Боб, мне нужно тебя кое о чем спросить. — Момент показался мне самым подходящим. — При каких условиях ты бы согласился уйти из Нью-Йорка?

— Пусть только солнце встанет, — ответил он не задумываясь. — Я готов уйти в любой момент. Но далеко не все наши согласятся так просто.

— Не все?

— Вот смотри: пришёл Калеб…