Я хотел устроиться с Пейдж в каком-нибудь укромном месте, чтобы переговорить, но она повела меня в один из примыкавших к холлу офисов: в нем теперь была церковь.

— Хочу тебе кое-что показать.

Мы с Пейдж наблюдали, как Даниэль ведёт в молитве два десятка человек. Появился Боб и сразу прошел вперёд. Он напомнил мне счастливого мальчишку, сына проповедника, по недоразумению попавшего в тело здоровяка-борца. Из-под рукавов и ворота футболки выглядывали синие татуировки — такие делают только в тюрьме. Боб не расставался с камерой, продолжая снимать.

Мы с Пейдж сели в дальнем конце комнаты.

— Даниэль — единственная надежда для многих наших, ведь он священник. Ты веришь в Бога? — шёпотом спросила девушка.

— Не особо. Я немного ходил в католическую школу, потом мы переехали, и отец не стал заморачиваться: он не слишком религиозный. Расскажи мне о своих родителях.

— Папа — пластический хирург. Они с мамой развелись лет десять назад, когда мне было… Джесс, а сколько тебе лет?

— Шестнадцать.

— И мне. Здесь все или гораздо старше, или совсем малыши. А где твоя мама?

— У меня мачеха, как и у тебя, только она совсем не похожа на Одри — настоящая дракониха, причём венгерская хвосторога из Гарри Поттера отдыхает по сравнению с ней.

— Не люблю Гарри Поттера.

— Аналогично. Хотя третья книга ничего, — прошептал я.

Пейдж улыбнулась.

— Твоя мама живёт рядом?

— Не знаю. Недавно я решил разыскать её. Когда это все случилось. У меня сразу появилось много времени, чтобы думать. А твоя?

— Моя живёт в Сан-Франциско. Я к ней езжу раз в две недели. Теперь до неё рукой подать, а вот раньше она жила в Финиксе, и было далековато. Она постоянно в разъездах.

Я заметил сомнение во взгляде Пейдж, будто она спрашивала себя, в праве ли говорить в настоящем времени, поэтому быстро перевел разговор на другую тему.

— Тебе нравится в Лос-Анджелесе?

— Там, где мы живём, да. У меня классные друзья, климат отличный и ещё, суперские пляжи.

Глаза… было сложно смотреть ей в глаза, а ещё сложнее выбрать, цвет какого нравится больше.