Мне нужно совсем немного времени: я обязан посмотреть на ракету. Должен своими глазами увидеть, что убило моих друзей, уничтожило город. Перед ступеньками я нерешительно остановился, а затем медленно пошел вверх: ноги вдруг налились свинцовой тяжестью. Мышцы устали от неподъемной ноши: столько вины, столько злобы.

Приоткрытые двери главного входа занесло снегом и пеплом. Я всем весом навалился на створку, и она со скрипом поддалась. Через витражи внутрь проникал голубоватый свет. На полу я заметил россыпь золотых кругляшков и нагнулся за одним: оказалось, это медалька с изображением святого и надписью «Св. Михаил молится за нас». Опухшая левая рука не хотела сжиматься в кулак, а в правой я держал пистолет — правда, я даже не проверил, сколько пуль в магазине; в любом случае, больше пары раз, прежде чем Охотники или какие-нибудь бандиты со мной разберутся, я выстрелить все равно не успею. Медалька отправилась в карман, на удачу.

Чем сильнее я углублялся в собор, тем меньше света проникало с улицы и тем гуще становились тени. Я выудил из рюкзака динамо-фонарик, но оказалось, что в последний раз я не прикрутил на место ручку и она непонятно куда подевалась. Аккумулятор полностью разрядился. Черт! Пошарив в карманах, я нашёл зажигалку, но толку от малюсенького огонька не было.

Я шёл по центральному проходу между рядами скамеек со спинками: путём утешения и смирения. По всему периметру собора стояли пюпитры со свечами. Я остановился и зажег три тонких свечки — вместо фонарика. Когда-то и мы с отцом ходили в церковь. В память о тех временах, я посвятил каждую свечу одному из ушедших близких и зажег четвертую — за Калеба. Или нет, не за Калеба — за того Охотника, которого я застрелил. Пока Калеб жив, надежда остается. Я двинулся дальше, а четыре огонька остались мерцать во мраке: рано или поздно мы все сгорим, как эти свечи.

Выставив вперёд руку с горящей свечой, я осторожно шёл вперёд, стараясь не поскользнуться, не оступиться. Мой путь лежал к алтарю. Один-единственный, последний прихожанин огромного собора. Теперь стала видна дыра в крыше. Она оказалась почти правильной круглой формы, меньше, чем я представлял: почти через такую же чертову дыру я выбрался в первый день на поверхность «новой земли». Даже небо над головой было такого же цвета.

Мефистофель всегда рядом, ждёт, когда я оступлюсь. Он подхватит меня, если я упаду вниз, и не даст шанса исправить сделанное; он следит за каждым моим шагом и ждёт своего часа. Но и у него есть заклятый враг, и он тоже рядом со мной. Я не сводил глаз с большого распятия, с фигуры человека на кресте, которому здесь, на этом самом месте в другие, в спокойные времена, молились сотни тысяч людей.