Остановить проклятие, задержать его? Маятник не бился о кристаллическую прочность заклятий — он пожирал ее, втягивал, всасывал, все быстрее и быстрее… сердце бухало в такт этому кружению, словно бы водоворот издали высасывал и его… эластичная стена полимерных чар выпучивалась в сторону невидимого присутствия медленно, нехотя… вытянулась в гигантскую воронку и лопнула, края чар сворачивались бесструктурными каплями, обрывки заклятий неопрятно змеились, подрагивая, и слипались, точно остывшие макароны, исчезающие во рту неразборчивого едока… пространство липко мерцало, словно киселем обмазанное, и мерцание это мало-помалу обозначило структуру того, с чем сражался Рейф.

Теперь он знал — как никто другой… но знание это уже ничем не могло ему помочь.

То, что возвращалось маятником к Мелле раз за разом, за неимением других слов можно было назвать воронкой, смерчем, водоворотом — и водоворот этот втягивал в себя магию, разум, саму жизнь.

…Тела, из которых выпита жизнь, бездыханные куклы из плоти на мостовой, разбросанные, разорванные…

…Тела, из которых выпит разум, безумные манекены идут по улице и убивают себе подобных, убивают, убивают…

…Тела, из которых выпита магия, беспомощные оболочки с кровоточащим ошметками сознания…

Именно так, а не иначе.

Теперь Рейф знал, отчего не иначе, — но знание это не могло ему помочь.

Самоподдерживающаяся реакция.

Она не остановится, пока в вихревую воронку втягивается все новое и новое сырье — жизни, разумы, силы… вот в этот вот мерзкий крутящийся хобот, нацелившийся на Рейфа, на самое вкусное, что есть вокруг, на Рейфа, в котором мирное тление магической силы разогнано до скорости пламени… Рейф просто полыхает силой, и пожирающий вихрь тянется к нему на жар этой силы, подобно тому как змея находит мышь по теплу ее тела…

Может ли мышь загрызть змею?

Может ли маг сдавить горло воронки, задушить смерч?

Двумя руками мог бы и попытаться — но Рейф отчетливо ощущал свою магию однорукой.

Эта единственная рука была сильна непомерно, как нередко случается у калек, но она была одна, непоправимо и безнадежно одна — и пальцы не сходились на глотке вихря.

У Рейфа была только одна рука — правая, вскинутая в отвращающем жесте, и всем, что еще оставалось от его сознания, он продолжал удерживать ее — а другой руки у него не было, и тела наполовину не было. Половинка тела, половинка разума, половинка магии… Их недоставало, чтобы одолеть смерч, их вообще ни на что недоставало. Мир наполовину померк, поблек, краски и очертания выцвели, сделались плоскими и словно бы нарисованными, звуки сплющились в бессмысленный блин… Держать руку, держать… держать! Пустота ощутимо просвечивала сквозь оболочку зримого, бугрилась под ним, как мускулы под кожей, еще немного, и она прорвет тонкую пленку сущего, и для Рейфа закончится все — и навсегда… Держать… ну и что же, что ничего больше нет, — держать…