— Твои яблоки вызывают у меня кошмары, — брякнул генерал первое, что пришло на ум.

— Ты не поверишь, — трагическим шепотом сообщил князь, выразительно округляя глаза, — но у меня — тоже.

Еще секунду друзья смотрели друг на друга, а затем дружно расхохотались. Георгий с силой потер ладонями лицо. Пережитый ужас прошел вместе со сном. Остались смущение и досада на собственную слабость. Это ж надо было так расклеиться всего-то с двух кружек слабенького северного вина! Пусть даже и с яблоками…

* * *

Неделя пролетела незаметно.

И если бы кто-то спросил Георгия Ардо, что именно он делал в тот или иной день, то боевой генерал, знавший поименно каждого солдата своего корпуса, едва ли смог бы ответить. Дни, проведенные в доме старого друга, слились в один длинный осенний день, заполненный теплым северным солнцем и неизменным запахом яблок. Там были ласковая улыбка княгини и звонкий смех юной княжны. Были жгучее любопытство княжича и жадные расспросы обо всем: «Дядя Георг, а расскажите…» Были верховые прогулки, озорные искорки в глазах князя и веселый оклик: «Генерал! До поворота?!» Были синее небо с пушистыми облаками и ворох уютно шуршащих под ногами осенних листьев.

Были радость и покой. И не было тревоги…

Георгий простился с княгиней, расцеловал в румяные щечки княжну, серьезно пожал руку княжичу и сбежал по ступеням крыльца.

Арсений передал ему повод коня, и друзья медленно пошли по аллее.

— Когда в столицу-то соберешься?

— Да зимой, наверное. Юлитту пора уже в свет выводить… Вот к балам и поедем.

— Красавица выросла, — улыбнулся Георгий. — От женихов отбоя не будет.

— Ну, это мы посмотрим… — протянул Арсений, нарочито хмуря брови. — Поглядим… что там за женихи.

— Бедные наши столичные юноши. Мне уже заранее их жалко.

— А ты их предостереги.

Парковая аллея закончилась, и они остановились.

— Ну, до встречи зимой.

— До встречи. Не забудь провести воспитательную работу среди столичных юношей.

— Арсений, ты страшный человек. Ох, не зря про тебя в народе говорят… Ты сам-то знаешь, что говорят?

— А как же, — смеется. Крепкое рукопожатие, теплая улыбка. И серьезный, понимающий взгляд темно-серых глаз. — Что предок мой, тот, что первым князем на Севере стал, из ведунов беглых был. В те самые времена, когда мрак язычества искореняли. А еще что герб наш фамильный — и не герб никакой. А вовсе даже портрет наш. Семейный. В ночном интерьере. Так что оборотень я и чернокнижник. Так и передай столичным юношам.