— Контейнер у нас, капрал! — обратился к раненому полковник. — Ты справился, хорошая работа, сынок! Там часть координат и карта на русском языке. Расскажи, откуда она у тебя, что ты знаешь о ней и что произошло с твоим взводом? Не торопись, излагай по порядку, медики позаботились о тебе, теперь ты в безопасности!

Полковник не заметил, как при этих словах капитан Мэрфи презрительно прищурился. Что-то похожее говорили и ему, вспомнил капитан, когда он валялся на операционном столе. Мол, ты настоящий герой, сынок, твои самоотверженные действия спасли не только жизни десятков людей, но и целостность гермопокрытия пенициллиновой грибницы, что имеет неизмеримо важное значение для медицины Альянса! И Альянс не забывает своих героев! Общество позаботится о тебе!

И оно позаботилось. Заштопало раны, выдало медаль, «намордник» и статус «инвазивного». Подвиг подвигом, лиги лигами, а разгерметизация имела место, и твой организм теперь носитель некоей доли заразы. Посему теперь ты, герой Альянса, не имеешь права снимать респиратор, находиться в запрещенных для «инвазивных» секторах Центров, ну и конечно же ты исключен из программы обмена генофондом и размножения. Теперь от тебя всю твою жизнь будут инстинктивно шарахаться люди, ради которых ты истекал кровью, отбивая атаку лигов.

И вот теперь он слышит нечто подобное от полковника, увещевающего Купера, которому осталось жить не больше часа, что все отлично, радужно и вообще, грядет вселенское счастье. Впрочем, к полковнику Мэрфи относился более или менее хорошо, так как это был, пожалуй, единственный из его начальства, кто хотя бы делал вид, что его совершенно не волнует «инвазивность» капитана. Хотя тут дело, скорее всего, не столько в толерантности, сколько в суровой необходимости. Полковник командовал дальней базой, отстоящей от ближайшего центра почти на триста километров, и в случае чего мог рассчитывать только на тех людей, кто был у него в распоряжении. И в его интересах было всеми способами поддерживать на базе максимально сплоченную атмосферу. Тем более, что полковник сейчас чувствовал себя не лучшим образом. Он потерял целый взвод в операции, с самого начала выглядевшей полнейшей аферой, отказаться от которой он не имел ни шанса.

Все началось сутки назад, когда с одного из последних, еще действующих спутников, в тот момент проходящих в зоне радиовидимости, неожиданно пришел сигнал. Автоматика перехватила переговоры лигов, преследующих каких-то «чистых», не говорящих по-английски. В штабе Альянса начали срочно разбираться в ситуации, попутно пытаясь определить, что и, самое главное, где именно происходит. Вскоре выяснилось, что перехвачены ни много ни мало переговоры экипажей кораблей лигов, ловящих рыбу вдоль побережья между Сан-Франциско и Сан-Диего. Где-то в прибрежных водах они наткнулись на корабль русских. Как он там оказался, было уму непостижимо, но, похоже, в ходе боя русские утопили лигам оба встреченных корабля, и теперь лиги, выгнав в море с обеих своих баз все, что может держаться на плаву, преследуют русских, не давая им возможности приблизиться к берегу. Русские, судя по всему, шли курсом на Лос-Анджелес. Начальство пыталось связаться с русским кораблем, но так и не стало понятно, услышали ли их русские. Потом спутник ушел, и все стихло. Тогда из штаба связались с нефтедобывающей базой и приказали выслать в лос-анджелесский порт разведвзвод, чтобы выяснить ситуацию и по возможности помочь русским высадиться. Сказать, что мероприятие это было больше сродни акту суицида, значило еще сгладить краски.