Но Ясюлюнас не даёт договорить. Он просто взрывается в гневе. Тришину мерещится, что прямо из телефонной трубки брызжет начальственная слюна, и он брезгливо отодвинул её.

– Да, как…! Да, кто вам…! Какая конституция? Вы спали что-ли последние полгода? В этом году приняли новую конституцию и день конституции теперь в октябре. А за то, что вы мне солгали, за то, что не выполняете взятые на себя обязательства… Я вам… Я вас… Что хотите, делайте, но чтобы через четыре дня картину закончили!

– Но, Юрий Иванович, это просто не возможно! Как минимум краска должна высохнуть! Масло оно долго может сохнуть и это от нас не зависит ни как!

– Возможно – не возможно! Я сказал всё! Не сделаете, пеняйте на себя. Договор будет расторгнут, вам придётся аванс вернуть и больше никогда, вы слышите? Никогда Горисполком не будет вам ничего заказывать, – стук брошенной трубки сообщил, что разговор окончен.

…

С Борькой Тришин смог встретиться только вечером. До назначенного срока оставалось только два дня. Ситуация сложилась аховая.

– Хорошо в вашем стиле за два дня не сделать. – Констатировал состояние дел Рогов. – Надо значит сделать так, чтобы хотя бы формально выполнить договор. О! У меня идея! Слушайте, Александр Семёнович!

Эскиз перенесён? Перенесён! Колористика в эскизе решена?

– Решена, но в самых общих чертах.

– Значит, нам надо будет срочно закупить краску и прямо валиками за два дня всю композицию поднять. Получится полотно в революционном конструктивистском стиле «окон РОСТА», помните, как Маяковский выдавал? Ну, и для завершённости обвести все фигуры чёрными линиями.

– Но это же будет совсем не в моей манере письма! – Возмущается Тришин, – я никогда не позволял себе такой халтуры! Нет, на это я пойти не могу! Это противоречит моим принципам! И вообще…

– Ну и будете возвращать аванс! – напоминает Рогов.

– Ладно, наверное, ты прав… Придётся наступить на горло собственной песне.

…

Бригада Маримонова, Борис и сам великий сибирский художник двое суток практически не вылезали из зала приёмов. Они насквозь провоняли льняным разбавителем и уайт-спиритом, спали с лица и обзавелись черными кругами под глазами от усталости.

Шестого ноября вечером наконец-то начали разбирать леса. Точно в срок плод совместного творчества представал перед глазами офигевшей публики. Александр Семёнович сразу понял – это провал! Живописью то, что предстало перед глазами, нельзя было назвать ни как! Что-то среднее между Малевичем, Лентуловым и Филоновым, но Александр Тришин импрессионист, жизнелюб и сибарит, точно не мог такое сотворить.