Сегодня, однако, он изменил своим правилам. Как только миновал паром Болла и оказался на Олд-Кофлин-роуд, жал педаль газа, пока стрелка спидометра не добралась до шестидесяти пяти: на такой скорости он не ездил уже лет пять. Он связался с Райнголдом по мобильнику, и Райнголд согласился поговорить (хотя судья, человек старой школы, не захотел обсуждать предмет их разговора по телефону: вероятно, излишняя предосторожность, но он всегда был осторожным), и это было хорошей новостью. Но была и плохая: Сильвер вдруг понял, что не доверяет Фрэнку Джиэри, который так легко рассуждал о том, чтобы собрать отряд и пойти на штурм тюрьмы. Он
«Дворники» бегали из стороны в сторону, очищая ветровое стекло от дождя. Судья включил радио, настроился на информационную радиостанцию в Уилинге.
– Большинство городских служб закрыты до особого распоряжения, – сообщил диктор, – и я хочу повторить о необходимости строгого соблюдения комендантского часа с девяти вечера.
– Успехов вам, – пробормотал судья.
– А теперь возвращаясь к нашей главной теме. Так называемые «Факельные бригады», появление которых вызвала распространенная в Интернете ложная информация, будто воздух, выдыхаемый через наросты – или
«Ужасный» он произнес как «ушасный».
«Лендровер» судьи Сильвера приближался к административной границе Мейлока, соседнего с Дулингом города. Дом Райнголда в Кофлине находился по ту сторону Мейлока, в двадцати минутах езды.
– Национальная гвардия введена во все мегаполисы, где орудуют Факельные бригады, с приказом стрелять на поражение, если суеверные идиоты не прекратят это безумие. Я говорю на это «аминь». ЦКЗ повторно сообщает, что в этих слухах нет…
Лобовое стекло затуманилось. Судья Сильвер наклонился вправо, не отрывая взгляда от дороги, и включил стеклообогреватель. Загудел вентилятор. И с воздухом, поступавшим через вентиляционные решетки, в салон залетело множество маленьких коричневых мотыльков, которые принялись кружить у головы судьи. Они путались в волосах, тыкались в щеки. Хуже того, они мелькали перед глазами, и в памяти судьи вдруг всплыло наставление одной из его старых тетушек, которое он получил, когда был впечатлительным мальчишкой, всплыло как непреложный факт, такой же, как утверждение, что верх – это верх, а низ – это низ.