Малика издевательски усмехнулась.

— А что я мог сделать? Вы меня не слушали, а здесь выполняются только ваши приказы!

— Вы известный мастер обвинять, прямо прокурор! Что ж вы не сказали этого Кадырову?

— Пожалел вас и, теперь вижу, напрасно. Вам, оказывается, ничего не стоит черное назвать белым, оскорбить и обидеть человека. А я, даже сознавая свою правоту, не могу быть жестоким. Видимо, это моя слабость, как вы думаете, апа? — спокойно спросил Камал.

— Ах, птенчик! Ах, сирота! — Малика всплеснула руками.

— Не надо сейчас… Не надо дразнить друг друга… Я хотел вам так много сказать. Странное создание человек. Глядя на вас, я вдруг подумал — ведь в ней есть избыток того, чего не хватает мне. Ну, понимаете… Есть такие люди, они думают, мечтают, хотят чего-то добиться, но наступает момент, и у них не хватает решимости, твердости, даже жестокости… Не хочется обидеть, задеть другого человека. Во мне нет вашей решительности. Я думаю, природа поступила бы разумно, если бы из нас двоих сделала одного человека…

Малика с удивлением, пристально вгляделась в Камала, ее лицо изменилось, глаза, на которых только что закипали злые слезы отчаяния, стали теплыми и грустными.

— Нет, Камал, — Малика покачала головой. — Вы не то хотели сказать. Скажите, чтобы не лежало на сердце. Не можете сказать — напишите…

— Поздно, Малика-хон. Поздно. Мне не хватило решимости сказать это раньше. Это моя вина.

Малика закрыла лицо руками. Лоб был горячий. Она хотела высказать все, все, что у нее было в эту минуту на душе, так же просто, как это сделал Камал, но не смогла, как не смогла заплакать.

— Мы оба неправы, Камалджан. Увы, ничего нельзя поправить. Так мы и прошагали полжизни рядом. — Малика улыбнулась сквозь слезы. — Вы вынашивали свои умные мысли и молчали. А я вообще ни о чем не думала. Жила день за днем, крутилась в этой бесконечной текучке, рвалась к славе, завоевывала положение… И все напрасно!

— Не говорите так. Не многие достигли таких высот, как вы!

— Умный человек мне не позавидует. А скажите правду, вы хотели бы занять мое место?

— Напрасно вы меня подозреваете.

— Я почему-то подумала, что мы могли быть друзьями до конца жизни, — Малика улыбнулась, и у нее дрогнул голос. — А все-таки сейчас вы были неискренни, признайтесь?

Малика подняла голову, глаза ее были полны слез. Камал растерялся, он не видел, как Малика плачет, и чаще уходил из этого кабинета обиженным, чувствуя себя правым и обвиняя Малику во всем, а вот теперь впервые она его обвиняет и обвиняет справедливо. Она права. Они не смогли и, видимо, не могут стать друзьями, если вообще возможна дружба между женщиной и мужчиной. Это, наверное, странная дружба. В глубине таится что-нибудь другое, несостоявшееся…