Однако Эя будто почуяла что во сне – глаза приоткрыла и заметила Лой, и потянулась к нему в дреме бездумно, путая сон с явью, явь со сном. Обвила руками шею, губами потянулась. Эрлан потерялся – совсем недавно она резко и четко сказала, что он ей не мил, а сейчас показывает обратное.

Но уже обнимал, уже парил от ее тепла чистоты и нежности. Прижал к себе, как ребенка, на руки поднял. Эя упиваясь целовала его и гладила, не чувствуя что куда-то несет ее, не видя никого вокруг.

Шах позеленел, увидев в дверях ненавистного изначального с Эрикой на руках, и готов был убить, видя как та без ума ластится к нему. Но только и успел вскочить. Эрл, проходя мимо тихо бросил ему:

– Сел и замер.

И спеша поднялся по лестнице. Шаху же осталось лишь сидеть и от ревности с ума сходить.

Эрл осторожно уложил Эю и дал стянуть с себя рубашку. Пальцы девушки как бабочки прошлись по груди, губы исследовали кожу, пробуя на вкус и, словно пили нектар. У мужчины голова кругом шла. Он ничего не понимал, да и не хотел ни понимать, ни знать. Накрыл ее губы поцелуем и будто впервые ощутил насколько они сладкие. Обнимал, как впервые, как будто только сейчас осознал насколько она хрупкая, гибкая, только сейчас прочувствовал насколько нежная. Ладони плыли по ее телу, наслаждаясь каждым изгибом и каждым ответным движением, вздохом, стремлением к нему. Вскрик как подарок, стон как посвящение, вздох признание.

За столом напротив Шаха сидели стражи. Лири подпирал подбородок рукой и улыбался, слушая стоны и крики влюбленных, как музыку. Кейлиф меланхолично поглощал кашу с хлебом и шумно прихлебывал из кружки воды.

Шах же смотрел на них ни в силах пошевелиться и сгорал от ярости, сходил с ума от звуков наверху, что не оставляли вариантов для ответа на вопрос – чем же там занимается пара.

Ему было тошно и больно. Он ненавидел этих двух кретинов, что сидели перед ним, и тех, что были в спальне. И не знал, кого ненавидит больше – светлого или Ведовскую, и не знал кого убьет первым, как только чары спадут.

Все-таки – его. Что с бабы взять? Шлюха. Кошка. Кто погладил тому и дала. Сука. А ломалась-то! Понятно – кто он и кто этот? С аборигеном-то экзотичнее, а с бойцами-то наверняка с академии еще практиковалась, по койкам прыгала.

Сучка. Банальная проститутка!

А вид создавала, что правильная такая, чистая. И он – лох! Поверил, как пацан, нарисовал себе Афродиту пеннорожденную. А на ней пробу ставить негде!

Эя спала, улыбаясь, как дитя, прекрасная настолько, что смотреть было больно.

Эрлан осторожно обвел овал ее лица пальцем, любуясь, не в силах оторваться.