"Что же ты делаешь со мной, голубка? На вершину счастья, то в бездну боли", – зажмурился, качнув головой, и встал, стараясь не шуметь оделся.

Дело было – мысли брата его достали.

Мужчина спустился, не накинув рубашки. Прошел напрямую к Шаху и отправил ударом к стене, рассчитав, чтоб падение вызвало минимум шума. Так и получилось – кроме глухого удара мощей о бревна тишину ничего не нарушило. Пару минут. Но вскоре Шах пришел в себя от неожиданности и взревел, вскочил и…

– Заткнись и сядь, – приказал Лой, не повысив голоса – помнил, что Эйорика спит.

Подошел и навис над братом:

– А теперь слушай сюда и запоминай: никогда не думай и не говори о женщине плохо. Помни, тебя родила женщина – твоя мать, и еще одна – твоя жена, когда-нибудь появится в твоей жизни и родит тебе детей. Оскорбляя любую женщину, ты, прежде всего оскорбишь их, оскорбляешь свой род, своих пращуров и детей. Себя, рожденного женщиной. Если ты тупой и слепой щенок и не понимаешь очевидного, лучше удавись, иначе рано или поздно тебя удавят. Если еще хоть одна грязная мысль коснется Эйорики, я вколочу оскорбление тебе в глотку вместе с зубами. И буду первым, кто, наконец, научит тебя отвечать за свои мысли и поступки.

Шах молчал, но смотрел недобро. В глазах не было ярости, в них плескалось обещание поквитаться и решимость.

Лой хорошо знал брата и понимал – теперь тот упрется до победного.

Качнул головой – неисправим. И вышел, бросив ему:

– Утрись.

Лири сдуло за светлым, а Кей с шумом выхлебал воду, утер губы тыльной стороной ладони и сложил руки на столе, воззрившись на новоявленного изначального с насмешкой. И пообещал весело и даже задорно:

– А я добавлю.

Эра сквозь сон почувствовала недовольство Эрлана, его возмущение и ярость, а следом, что его нет рядом. И проснулась от глухого стука внизу.

Оделась и выскочил, думая, что баги напали и Эрлан в беде. Но в комнате стояла тишина, Лой не было, только Кейлиф сидел за столом и ласково улыбался ей.

Привиделось, послышалось?

– Мне показалось, что здесь что-то происходит? – притормозила у стола. Страж изобразил искреннее недоумение.

– Да ерунда, не стоило из кроватки вылезать, – послышалось из-за спины желчное.

Девушка обернулась и увидела сидящего в углу Шаха с разбитой губой и наливающимся бланшем под глазом, причем кровоподтек был во всю левую сторону лица.

– Фьють, – присвистнула, изумляясь. – Ты не на подкрылок лиссера напоролся?

– Не-е, – ощерился. – Твой е… росписью по лицу прикололся.