– Я не Эберхайм, – бросил с презрением Эрлан, давая понять, что не собирается разбирать, что там себе думал и планировал изгой.

Эхинох как будто этого и ждал:

– Нет? – выгнул бровь. – Разве? Разве не ты здесь говорил, что он уничтожил самые сильные ветки изначальных, что в один день спалил мельберны и дейтрины вместе с учениками?

– Да, это так.

Эхинох со значением уставился на деда и опять повернулся к светлому:

– А разве на тебе нет крови своих собратьев?

– Я убивал изгоев и предателей. Моя совесть чиста и закон на моей стороне. Выйди за стены Морента, советник, посмотри, что творится там, за границами вашего города, может быть тогда, у тебя не возникнут подобные вопросы.

Стало тихо. Маэр думал, насуплено разглядывая изначального и, жестом призвал внука. Тот нехотя встал за спинкой кресла, но продолжал смотреть на Лой с глубокими сомнениями.

– Я тоже убивала, – тихо призналась Лала. – На моем счету четверо багов и один из них – светлый.

Маэр перевел взгляд на нее. Таш шумно вздохнул и отошел к окну, встав спиной к присутствующим.

Пауза затянулась, но никто не хотел ее нарушать. Маэру тяжело давалось решение, остальные не могли вмешиваться.

– Один вопрос Эрлан Лой – кто убил деттов Ло и Шоэ, стража Самхарт?

– Люди Эберхайма. Это может подтвердить каждый из тех, кто выжил. Нам помогло лишь право Порверша и воинская сноровка Сабибора.

Ответ четким, сразу – без паузы на раздумья.

Маэр огладил бороду и хлопнул рукой по подлокотнику:

– Хорошо. Ты готов выдвинуть требования по вопросу разрыва уз?

– Нет, – сжал губы.

Маэр тяжело поднялся.

– Девица Самхарт, по твоему заявлению будет проведено расследование. До его окончания ты будешь находится в изоляции.

– Не понимаю…