– Ответить просто, хотя и трудно, – услышал он Сениора. – Георг… Легко определить, где кончается посредственность и начинается безумие. Но кто возьмется точно провести границу между гениальной и сумасшедшей идеей? Сколько раз одна принималась за другую… А суть вот в чем: Георг слишком много работал над проблемой комбинирования человека, когда все прочее было уже готово. Он делал раз, третий, двадцатый – получались физически точные копии, но человека не возникало. Наверное, не все кончается даже на атомном уровне… Ему же казалось, что все вот–вот получится, нужно только хотя бы несколько недель абсолютного покоя для работы, чтобы ухватить ускользающее звено. Но этого покоя у него не было. Ему мешали. Ты догадываешься кто.
– Зоя.
– Даже не столько она, сколько мысли о ней, боязнь за нее, за их отношения, за будущее…
– Она говорила.
– Он не мог сделать того, что сделал бы на его месте другой: отправить ее на месяц–два развлекаться в хорошей компании в Океанию или еще куда–нибудь. Мысли о ней, ревность не дали бы ему провести спокойно даже несколько часов, где уж – недель.
– И он осмелился…
– Если бы он предполагал!
– Я так и подумал, – медленно сказал Юниор, и его слова, преобразованные мозгом в импульсы параполя, мгновенно преодолели неизмеримые пространства, чтобы четко прозвучать в сознании Сениора. – Это было лучшее для него в любом случае. Даже если бы Зоя осталась в живых. Она…
– Я понимаю, – услышал он. – Наверное, никто из вас не виноват. Не она, во всяком случае.
– Я не оправдываюсь. Но если бы я хоть знал, что его опыты с людьми неудачны…
– Этого никто не знал. Георг ведь был уверен, что окажется на месте испытания раньше тебя: его должны были, вместе с комиссией, везти прямым рейсом, тебе же предстояли испытания монтажа при сопространственных переходах. Он думал встретить жену там и, пользуясь таким несколько экстравагантным способом ее прибытия, признаться в поражении, сведя все к шутке: это, мол, пока единственный способ, какой он смог найти, чтобы в его системе возник человек. Он, как ты помнишь, честолюбив и самолюбив.
– Хорошо. Закончим об этом.
– Когда ты собираешься домой?
– Не знаю. Вот подрастет мой стебелек…
– Теперь ты понял?
– Прости меня за глупости, какие я говорил тебе раньше… и какие не говорил, но думал.
– Отпускается тебе. Что же, согласен – можешь не торопиться, Дальнюю я извещу. Если только нет никаких надежд относительно Зои.
– Умник говорит…
– Умник – еще не главный медик планеты. Я имею в виду Землю. Правда, таких прецедентов и у нас еще не было, а те, кто может куда больше нас, пока, к сожалению, нами пренебрегают. И все же я посоветовал бы тебе…